Дарио Фо - Элоиза

Ты ангел, умеющий танцевать, как искушеннейшая блудница.

Ты моя маленькая богиня ветра, поднимающая волны и взбивающая пену, чтобы я мог дельфином скользить по твоему телу, по твоей груди и ягодицам, издавая похотливые стоны.

Обнимая меня, ты возлежишь на моей маленькой кровати, как на цветущем лугу, где тонут наши страсти, и мы теряем себя, чтобы снова найти, каждый раз почти случайно».

Но, как говорится в старой поговорке, вздохи и стоны любовных баталий всегда заканчивается плачем ребенка: вскоре я поняла, что беременна.

Как сказать об этом дяде-аббату? Ему, который готов был поклясться на огне, что отношения между мной и магистром Сорбонны защищали нас от всякой похоти лучше стального меча!

На рассвете Абеляр пригнал быструю повозку и похитил меня. Я протестовала. Он зажал мне рот, поднял, завернул в свою широкую мантию, погрузил в повозку и приказал слуге погонять лошадей. Мы направились в Бретань. Поездка была ужасной, мы все время ругались, переходя на оскорбления, я даже схлопотала пощечину. Повозку трясло, колеса подпрыгивали на каждом камне. Я кричала: «Ты хочешь, чтобы у меня случился выкидыш? Это и есть твой план?»

Дом, где мы скрывались в Бретани, был за краем деревни, возле леса, неподалеку текла река. То были прекрасные дни. Мы были гостями его сестры: гуляли, собирали фрукты и пахучие ягоды. Сестра позвала старушку-повитуху. Мы обнаружили, что ребенок живет у меня в животе уже по крайней мере четыре месяца. Я чувствовала, что тело мое постепенно меняется: кожа стала гладкой, груди увеличились и набухли, живот вырос. В начале лета у меня родился красивый и здоровый мальчик. Я назвала его по-настоящему необычным именем: Астролябио, что значит «тот, кто обнимает звезды».

Это был замечательный, веселый и смышленый херувим. Мне казалось, что он даже родился с уже открытыми глазами, а смеяться начал еще до того, как смог лепетать звуки, отдаленно похожие на слова.

Нас навестил один из учеников Абеляра. Он принес новости о дяде Фульбере. Тот узнал о рождении моего сына от каких-то университетских студентов, распевавших под окнами Нотр-Дам насмешливые куплеты, более или менее напоминающие такие:

От юного ученика мы также узнали об отчаянии, в которое впал дядя-аббат: он был практически уничтожен и, чувствуя себя униженным, преданным, высмеянным, не покидал стен монастыря Нотр-Дам, запершись в своей келье. Часто можно было слышать его отчаянные вопли и стоны. Абеляр сидел понурясь, спрятав лицо в ладонях. Мне тоже было больно: мы думали только о своей радости, а в других не замечали даже тени расстройства.

Абеляр решил возвратиться в Париж и, рассказав Фульберу обо всем, молить о прощении. Я обняла его, меня тронул его смиренный и мужественный жест. Он сразу же собрался, подхватил маленького сына, поцеловал его, напевая что-то себе под нос, и пару раз подбросил в воздух, вызвав у ребенка поток взвизгиваний и смеха. Перед уходом он спросил, может ли он сообщить дяде о том, что собирается жениться на мне. Не ответив, я убежала, держа на руках нашего малыша, Астро... никто не мог собраться с силами и назвать его Астролябио.

Приехав в Париж, он пошел прямо в собор. Аббат служил мессу в единственной уже завершенной капелле. Абеляр дождался « ite, missa est » [4]и проследовал за ним в ризницу. Фульбер снимал облачение и не видел, как он вошел. Когда же последняя риза была снята, он увидел на расстоянии вытянутой руки лицо Абеляра, бледное, измученное. Величайший в известном мире мастер риторики не мог вымолвить ни слова. Они сели рядом на скамью. В конце концов заговорил аббат. Он не произнес ни обвинения, ни оскорбления.

- Я знаю, что ты питаешь к моей племяннице самую глубокую любовь, и не отрицаю, что мысль о том, что у вас есть сын, наполняет меня радостью и гордостью. Но тот обман, на который вы пошли, бесконечно убивает меня.

Тут заговорил и Абеляр. Он признал все возможные наши грехи, но в итоге отверг каждое высказанное им самим обвинение, описывая страсть, которой мы оба были сметены. Он завершил свою речь, попросив у аббата согласия на брак со мной.

- Я люблю Элоизу и желаю только, чтобы она стала моей невестой.

Все закончилось, как и ожидалось, взаимными объятиями и рыданиями на плече друг у друга.

И вот мы вместе. Обряд освящения нашего союза проходил в Сен-Жак-де-ла-Роза, монастыре в нескольких шагах от Сены, в плане образующем правильный круг, словно баптистерий. [5]Мы договорились сохранить брак в тайне. Служил дядя. Мы вошли в церковь, когда еще ​​не взошло солнце. Присутствовали только близкие друзья. Я была в прекраснейшем синем платье, о каком только и может мечтать девушка для le mariage, [6]он был в черном. В какой-то момент в глубине, из-за трансепта, [7]появился десяток детей, которые пели Exsultet . [8]

- Это шутка? – спрашиваем мы в унисон. – Тайное бракосочетание в присутствии хора?

- Не бойтесь, - успокоил нас Арнольд-брешианец. - Это мой личный подарок. Я сам обучал их пению. Это хор из Сен-Вермель-Клоше, что за городской стеной.

Слова были слышны четко и ясно: «Радуйтесь, настал день светлой радости, течет вода из источника познания, руки хотят связать воедино две наши любви. Мы будем танцевать до последнего вздоха, а потом, если можно, даже споем. Трудно поверить, что в нашей жизни может быть такая чистая радость».

Как и в пасхальной службе, все мы обнялись в конце, и Абеляр подарил мне долгий поцелуй. Когда же он оторвался от меня, я привстала на цыпочки, ожидая, что он снова сделает это. Потом все разошлись и мы в одиночестве сидели на римском саркофаге. Я сказала:

- Обещай мне, что, когда придет время, каждый из нас удостоверится, что его похоронят вместе с другим, в одной могиле.

- Только ты могла предложить такое в финале свадьбы! Я обещаю, что буду ждать тебя с распростертыми объятьями.

Как говорит псевдо-Сафо: «Мы оба жили как среди свежего речного потока, врывающегося, дрожа, в соленую горечь океана».

Я боялась, что этот брак, такой радостный для меня, поскольку он смог защитить и сохранить мою репутацию, для Абеляра был, напротив, тяжелой жертвой. Школа Нотр-Дам, как и все другие учебные заведения Франции, подчинялась строгим монастырским правилам и ритуалам: столь знаменитый чистотой своих помыслов магистр, как мой муж, не должен был ни состоять в связи, ни иметь предосудительного прошлого. Это было очень серьезно: даже когда меня просили дать показания о нашем браке, я каждый раз отрицала, что он имел место. Мне стало известно, что новость о нашем соединении с Абеляром было обнародована аббатом Фульбером, моим дядей. Я так поняла, что он буквально навязывал эту новость каждому встречному, особенно если вел расследование в школе, то есть в университете. Я сразу заподозрила, что, разглашая факт моего брака, он хотел не поделиться радостью, а, скорее, собирался опорочить авторитет и честь Абеляра.