Ричард Руссо - Эмпайр Фоллз

— Представляете? — не унималась миссис Ньюман. — Вот так доживешь до восьмидесяти с лишком лет, и однажды всеблагой Господь наш решит, что с тебя хватит, и твой собственный внук свезет тебя на свалку и бросит там. Клянусь небесами, я больше решительно ничего не понимаю.

— Я тоже, миссис Ньюман, — сказала Жанин, снимая трубку, чтобы позвонить Эмбер, которая всегда ищет подработку.

— Наверное, перебросил бедную старуху через плечо и потащил, — сказала миссис Ньюман, перебрасывая через свое круглое плечо спортивную сумку, но та соскальзывала, норовя плюхнуться обратно в одежный шкафчик. — Может, и со мной так будет, если мой единственный внучек случится рядом в ту минуту.

— Сперва ему придется нанять автопогрузчик, — пробормотала Жанин, когда за клиенткой захлопнулась дверь. — Приезжай как можно быстрее, — рявкнула она в трубку, заручившись согласием Эмбер подменить ее, — пока я не сделала ничего такого, о чем потом пожалею!

И таковая возможность представилась ей в ту же секунду, как только она бросила трубку. Обладатели компенсаций попросили о следующей порции низкокалорийного пива; они свято верили, что могут пить его целый день, не пьянея и не толстея, хотя каждый раз уходили вдрызг пьяными, а их пивные животы едва не лопались. С самым противным из этой компании, Рэнди Даниллаком, Жанин училась в школе, он был на год старше и совершенно ее не помнил, при том что она два года кряду мечтательно на него пялилась. Жанин подозревала, что ни у кого из этих сачков реальной производственной травмы не было, но большинство хотя бы прикидывалось пострадавшими, соблюдая приличия. Даниллак же просто предпочитал работать два-три дня в неделю, а не все пять, поэтому он содрал компенсацию с подрядчика в Эмпайр Фоллз и трудился у другого в Фэрхейвене, где ему платили вчерную. Согласно медицинскому заключению, он якобы лишился способности стоять прямо, что не мешало ему играть в ракет-бол с любым, кто соглашался составить ему партию и не обращал внимания на поток ругательств после каждого засчитанного не в пользу Рэнди очка.

— О, спасибо, дорогая, — сказал Рэнди, когда Жанин принесла им пива. Он оглядел ее с головы до ног, что обычно не вызывало у нее возражений, а потом добавил с кривой ухмылочкой: — Похоже, замужество тебе к лицу. Главное, получать свое регулярно, так ведь?

Когда он произнес эти слова, Жанин наконец приоткрылась вся прелесть иронии, наслаждаться которой постоянно призывал ее бывший муж, пока она с той же настойчивостью призывала его вкусить прелестей секса. Ирония значилась среди тех пунктов, по которым они не сошлись с самого начала. Просто Жанин была не той женщиной — и она этого не скрывала, — кому идут на пользу непрерывные лекции о сущности иронии. Однако в данный момент, когда она смотрела на человека, в которого была влюблена в старшей школе с шестнадцати до полных восемнадцати лет, на человека, превратившегося в самого наглого и пакостного прощелыгу в городе, ирония и впрямь перла из всех щелей. Хотя нет, ирония была в другом. В том, что он наконец заметил ее и захотел трахнуть, вот в чем заключалась ирония.

— С тобой, Рэнди? — спросила она. — Всю жизнь мечтала. — И стремительно удалилась, прежде чем он сообразил, как поймать ее на слове.

Грустно признавать, размышляла Жанин по дороге в «Имперский гриль», но она бросила, а потом развелась с человеком, с которым можно поговорить, и вышла за того, с кем нельзя. Ее потребность поговорить с кем-нибудь прямо сию секунду, наверное, тоже подпадала под определение иронии. Как и то, что она скучала по Майлзу, по его сдержанности и миролюбию. Ей не хватало этого с тех пор, как они разъехались, а выйдя за Уолта, она начала вспоминать о своей прежней жизни с Майлзом с щемящей нежностью, что, одергивала она себя, было чистым безумием. Верно, Майлз всегда умел слушать, и в данный момент слушатель ей требовался позарез, но никто никогда не предупредит тебя, какими же невыносимыми могут быть эти терпеливо внимающие тебе люди. Майлз взвешивал все, что она ему говорила, словно без понимания каждого тонкого нюанса немыслимо найти идеального решения проблемы. Либо он относился к ее излияниям так, будто она просто говорит сама с собой, что бесило ее не меньше. Жанин попыталась однажды объяснить это своей матери, и лучше бы она этого не делала. Для барменши Беа была слушателем посредственным, и если Майлз медлил, то Беа ставила диагноз мгновенно. «Пойми же наконец, — сказала ей мать, — до бешенства ты доводишь себя сама. Ты не можешь быть довольной чем-то дольше одной минуты. Майлз ничего не говорит, потому что и сказатъ-то нечего».

Вот почему она ехала в «Гриль», а не в «Каллахан». Лучше поговорить с мужчиной, не имеющим ответов, чем с женщиной, которая ответит на что угодно, и каждый раз мимо. «Ради бога, Жанин», — вспоминала она реакцию матери, когда рассказала ей об открытии, совершенном сегодня утром. Оказалось, что у Матёрого Лиса, который целую вечность трет подбородок, прежде чем сделать следующий ход в карточной игре, и только и рассуждает что о «подходящем моменте» в бизнесе, сбережений в банке не хватило бы даже на недельный отпуск в Аризоне, где латиносы-массажеры, все до единого красавцы, втирают в тебя ароматное масло. «С чего ты взяла, что у Уолта Комо денег куры не клюют?» — спросила мать, якобы знающая все на свете.

Майлз, по крайней мере, непременно посочувствует, выразит удивление, что Уолт даже не собственник здания, в котором располагается его фитнес-клуб, но арендует помещение у чертовой Уайтинг, владелицы «Гриля» и половины города. Супруг Жанин также арендует чуть ли не все оборудование, что стоит в спортзале. Получалось, что у него ничего нет своего, все кругом заемное, — обалдеть. Плюс целых две ипотеки на маленький говеный домик, который он сдает с тех пор, как переехал к ней. И если он действительно владеет участком на Малой Озерной дороге, где, как он любит помечтать вслух, они оборудуют базу отдыха, когда наступит подходящий момент, то почему тогда Гарольд дю Френ из «Имперского Надежного» знать об этом не знает, хотя должен бы, поскольку вся прочая «собственность» Матёрого Лиса числится у Гарольда как обеспечение кредита, выданного на устройство фитнес-клуба. Уолт занял денег даже на обручальное кольцо и на плюгавенький медовый месяц, уложившийся в два выходных дня, но и за это короткое время, будь у нее мозги в голове, а не что-то еще, Жанин давно бы сообразила, почему Уолт так любит секс. Он получает его бесплатно.

Хотелось бы ей знать, ради всего святого, как она умудрилась оказаться в ситуации, когда человек, к которому она едет излить душу, — тот самый, от кого она ушла при первой же возможности, чтобы вляпаться черт знает во что? Сплошная ирония в разных видах, кто бы спорил, и она разозлилась на обоих мужей-лохов еще до того, как свернула на Имперскую авеню и увидела фургон Матёрого Лиса, припаркованный у ресторана. А значит, ей не удастся вдоволь наговориться с Майлзом, не в присутствии же нынешнего супруга, восседающего за стойкой. Жизнь полна тайн, как выразилась эта жуткая миссис Ньюман, и на горе или радость — дурацкие слова, произнесенные ею не единожды, но дважды, — она повязана брачными узами не только с Матёрым Лисом, но и с тайнами, которые ей придется хранить. Он-то был заранее уверен, что, когда Жанин все узнает, у нее не будет иных вариантов, кроме как проглотить и утереться. Хуже того, она понимала, сделать это нужно прямо сейчас. Поставить машину рядом с фургоном мужа, войти в ресторан с таким видом, что «получать свое регулярно» ей очень к лицу и она это знает. Затем обосноваться рядом с Уолтом, смотреть, как он проигрывает гроши в джин своему вечному сопернику Хорасу, потом сунуть руку в карман его штанов и удостовериться в сохранности единственного, что тупой сукин сын мог ей предложить.