Зульфю Ливанели - Счастье

Возможно ли так изменить жизнь? В этом заключается его свобода – покупать еду в самых дорогих продуктовых магазинах Бебека [28] Бебек – исторический район в Бешикташе в Стамбуле, расположенный на европейском берегу пролива Босфор, один из самых дорогих районов Стамбула. в Стамбуле или в обычных лавчонках на побережье Эгейского моря, пока еще не заполоненного туристами в этот относительно безлюдный сезон? Суть метанойи – лениво растянувшись на палубе яхты, валяться до самого вечера, повторяя стихи: «Тянись, мое тело, тянись – навстречу всходящему солнцу…» [29] Стихотворение турецкого поэта Орхана Вели Каныка «Karşı» – «Напротив». , и под аккомпанемент флейты Жан-Пьера Рампаля наблюдать, как в бирюзовых водах, словно стаи ласточек, разлетаются тучи мелких рыбешек.

Этой ночью впервые Профессор подумал о возвращении. Точнее, не подумал (мысль об этом была для него невыносима), а словно услышал внутренний голос. Он постарался заглушить его сразу, как только он возник. Но случившееся ввергло Профессора в состояние панического беспокойства. А беспокойство, в свою очередь, порождало недопустимые вопросы, вытаскивая его на очную ставку с самим собой.

«Ты можешь вернуться? Можешь ли ты вернуться к своей прежней жизни, в свой прежний дом, к Айсель, в университет, к своему такому известному, успешному, блестящему шурину, к своим друзьям? Эй, растерявшийся Профессор, может ли Стамбул стать твоей Итакой?» И он ответил себе: «Нет! Я не вернусь. Я на самом деле не хочу этого. Если я вернусь, это меня убьет!»

Как только ему пришла в голову эта странная мысль об «убийстве», он тут же вспомнил о несчастном шейхе Ади бен Мусафире [30] Ади бен Мусафир, Ад-Дин бен Мусафир, шейх Ади (1073–1163, современный Иракский Курдистан) – основатель и реформатор езидизма. из XI века. Этот Мусафир, шейх езидов [31] Езиды – религиозная община. , однажды во сне увидел Пророка Мухаммада, который открыл шейху, что тот скоро умрет. Тогда он решил идти в Хиджаз, чтобы быть похороненным в этой благословенной земле. Раз уж Пророк дал ему знать о его смерти, то значит, у него есть время, чтобы успеть добраться туда!

Прежде чем уйти, он собрал свою религиозную общину-тарикат в Лалише, рассказал свой сон и заключил:

– Я отправляюсь в Хиджаз, чтобы умереть и быть похороненным там. Поэтому мне нет пути назад. Если однажды кто-то придет в моем обличье и скажет вам, что он ваш шейх, знайте, что это – шайтан. Приняв мое обличье, он хочет ввести вас в заблуждение. Немедленно убейте его!

После чего шейх попрощался со всеми и отправился в Хиджаз, где принялся ждать смерти.

Однако она никак не приходила! Тянулись месяцы, потом годы. И шейх начал сильно страдать: соскучился по Лалишу, по своей семье и своему тарикату…

Увидел он, что слова Пророка не сбылись, и вернулся обратно в Лалиш. Там он сказал общине:

– Я говорил вам о моей грядущей смерти, но, по-видимому, неверно истолковал свой сон. Я не умер в Хиджазе и вернулся обратно к вам. Верьте мне, я – ваш шейх Ади бен Мусафир!

Услышав это, члены общины ужасно разъярились и, выхватив кинжалы, закололи бедного шейха. И от того, что они выполнили наказ шейха и уничтожили пришедшего в его обличье шайтана, на них снизошло огромное душевное спокойствие.

На самом деле в этой истории было одно искажение. Езиды верят в то, что у шайтана есть самый главный ангел, Мелек-Тавус [32] Мелек-Тавус («ангел-Павлин») – глава ангелов в религии езидов. , и поклоняются ему. Зачем же им было убивать шайтана? Но, возможно, именно убийство шейха привело их к раскаянию и открыло путь для отправления суеверных обрядов на его могиле?..

То ли потому, что шайтан покинул тело шейха, то ли потому, что шейх обратился шайтаном, – Ади бен Мусафир обрел святость. Его последователи находились в большом затруднении, размышляя над этим вопросом. Чтобы положить конец спорам, они начали поклоняться шайтану.

Профессор знал наверняка: вернись он в Стамбул, в первую очередь Айсель, а следом за ней ее брат и все их близкие, сочтут его шайтаном и разнесут в клочья, и даже не воздвигнут после его смерти никакого мавзолея или чего-то подобного.

В гневе Айсель могла разгромить все вокруг!

Профессор перенесся мыслями на север, в комфортную комнату отеля, в окнах которой сгущались сумерки, к кровати с накрахмаленными простынями и вышитыми наволочками.

– Займись своими делами, – кричала Айсель. – Оставь меня в покое!

А Ирфан (бывший в то время доцентом) стоял в растерянности, глядя на голую Айсель, скорчившуюся в кровати, не понимая, почему она прогнала его в момент наивысшего наслаждения из своего горячего тела. Он был уверен, что великолепен в любви, и от крика Айсель пришел в полное замешательство, а его боевой конь, совсем недавно стоявший как мощная башня, свесился бесформенно и беспомощно. Он и в самом деле не понял, что произошло и почему все так резко изменилось…

Ведь все эти дни они были счастливы (подобным образом на протяжении истории думают миллионы пар), словно до них самих ни одна женщина и ни один мужчина не испытывали такого любовного опьянения…

Они остановились в Шотландии, в нарядном, словно именинный торт, отеле гольф-клуба «Тернберри», расположенном на выходящем к морю огромном плодородном участке с ухоженной зеленой травой.

По утрам они ходили к маяку, чтобы отдать дань памяти Вирджинии Вульф, после обеда играли в гольф, а до ужина в баре эдвардианского стиля, согреваясь перед камином с потрескивающими поленьями, медленными глотками потягивали виски, едва покрывавшее дно бокала, и от души смеялись над тем, что, может быть, и коровы, разводимые в этих богатых местах, тоже пьют этот напиток и колу со льдом.

Одним из неуклонных правил было отсутствие всяких правил: то есть, как только взбредет на ум, прыгать в постель и заниматься любовью. И до того вечера все шло нормально. Когда они вернулись с гольфа и вошли в комнату, Айсель, даже не приняв душ и не сбросив пропитанное потом белье, потянула его в постель и, как всегда, содрогаясь от приступа страсти, словно приклеилась к нему своим прозрачным телом.

А потом, на самом безумном пике страсти, вдруг вытолкнула его и прогнала.

Он чувствовал себя растерянным школьником, которого выставили за дверь и в качестве наказания заставили стоять на одной ноге.

Ирфан уже имел достаточный опыт и знал, что в моменты такого неистовства Айсель лучше не трогать, поэтому принял душ и спустился в бар, отделанный благородными породами древесины – красным и махагоновым деревом.

Но только успел заказать виски, как туда же пришла Айсель. Опустилась рядом на кушетку из темно-зеленой кожи «честерфилд» и сказала: «Прости меня!» Она выглядела спокойной, но грустной.