Зульфю Ливанели - Счастье

Так не будет ли лучше отдаться во власть ласкового ветра и, созерцая море винного цвета, грезить о богомилах? Мечтать о таком дне, когда появится возможность…

Однажды Профессор сошел на берег у неизвестного поселка, чтобы запастись провиантом. Он сразу выхватил глазом кафе, притаившееся в тени векового чинара, и сел за столик.

Скоро к нему подошел хозяин кафе, поприветствовал его и спросил по-английски: «Hello! Tea, coffee?»

Должно быть, из-за импозантного вида Профессора и бороды он принял его за туриста.

Чтобы не разрушать его фантазий, Ирфан ответил: «Turkish coffee. With little sugar, please!»

Мужчина понял про кофе, однако сказанное дальше не разобрал.

Он склонился, пытаясь по его глазам прочесть ответ:

– Sugar?

Профессор ответил:

– Little bit!

Хозяин решил, что посетитель попросил «без сахара», и переспросил:

– No sugar?

Профессор приподнял брови и покачал головой отрицательно.

Хозяин решил, что надо бы на всякий случай найти кого-то, кто мог бы точно понять заказ иностранца, и жестом подозвал сына:

– Иди-ка сюда! Послушай, что говорит этот неверный-гяур.

Профессора очень развеселила эта ситуация. Хозяин кафе, подобно всем лавочникам, выучил слова «чай» и «кофе», но не более.

К ним подошел худенький парнишка.

– Welcome! – поприветствовал он посетителя.

Профессор повторил свою просьбу. Мальчик повернулся к отцу и объяснил:

– Он хочет несладкий кофе по-турецки.

– Нет бы как все нормальные люди сказать, гяур! Бормочет не пойми что, – проворчал хозяин кафе. Это был толстый и обильно потеющий человек.

– Он же так и сказал, папа, – улыбнулся мальчик. – Что ты еще хочешь?

– А ты, если выучил два слова по-гяурски, не умничай здесь! – огрызнулся отец.

Он принес кофе и спросил у Профессора:

– Turist?

Профессор ответил:

– Yes, turist.

– Amerikan?

– Amerikan.

Лицо хозяина просветлело. Он снова позвал мальчика:

– Ну-ка, иди сюда! Давай-ка спросим, может, он здесь хочет участок купить?

Парень обеспокоился:

– Папа, человек зашел выпить кофе. Удобно ли спрашивать его о том, хочет ли он участок?

Хозяин буркнул:

– Ты давай не выделывайся! Прошлым летом сюда приезжал один американец. У Невзата взял огромный участок с инжирным садом. Они сюда за землей приезжают. А иначе что им тут делать?

Парень выдавил:

– You want…

Немного помялся и снова:

– You want…

Профессор понял, что иностранный у мальчишки слабоват, он не знает английского слова «участок», но, чтобы не упасть в глазах отца, вынужден как-то выкручиваться. Он произнес:

– Are you lonesome tonight?

Он был уверен, что парень уж как-то выучил эту фразу из популярной песни Элвиса Пресли, она часто звучит в Турции.

Парень испуганно посмотрел на него.

А из-за спины отец уже нетерпеливо донимал его:

– Что он сказал?

И сын соврал:

– Он не хочет никакого участка. Говорит, что зашел, чтобы выпить кофе.

С большим трудом парень произнес:

– She loves you ye yel.

Профессор с трудом сдержался, чтобы не рассмеяться. Он был прав, парень не посещал курсов английского, просто заучил некоторые фразы в туристических барах, чтобы соблазнять девчонок. Поэтому лучше всего он знал названия песен.

– It’s now or never, – сказал Ирфан. Потом немножко подумал и добавил:

– Tomorrow will be too late.

Парень повернулся к отцу и сказал:

– Он говорит: «Я приехал только отдохнуть». Папа, этот человек никакой не покупатель, можно я пойду?

– А ну-ка, стой, – воскликнул отец. – Мы кучу денег истратили, отправляя тебя на английские курсы. Давай спрашивай, а может, кто-то из его друзей захочет купить участок?

Стараясь не смотреть Профессору в глаза, парень произнес:

– Un dos tres Mana! Chiki chiki bum bum.

Профессор едва сумел сдержать смех. Вот оно как, разобравшись с английским, перешли на испанский! Это было безумно смешно. Словно театр абсурда.

Изо всех сил сохраняя серьезный вид, чтобы еще немного продлить игру, он сказал:

– Cindy Crawford, Linda Evangelista, Eva Herzigova, Laetitia Casta.

А парень, с еще более серьезным выражением лица, ответил:

– Sharon Stone, Claudia Shiffer, Madonna.

Отец слушал внимательно, не спуская с него глаз. Судя по такому долгому разговору, может, что-то и выйдет и он тоже, подобно Невзату, поймает птицу удачи! Ах, если бы этот гяур сказал «да», он продал бы доставшийся ему от отца и деда участок, где под палящим солнцем можно было только ишаков выпасать и от которого нет абсолютно никакой пользы…

Как только «беседа» закончилась, он тут же возбужденно спросил у сына:

– Что он сказал? Что он сказал?

Парень «перевел»:

– Он говорит: «Я приехал сюда только отдыхать. Я устал от ваших вопросов. Оставьте меня в покое. И не надоедайте так больше туристам, потому что они прибывают сюда отдохнуть, а вы пристаете. Не утомляйте меня больше, а не то я пожалуюсь в полицию».

Толстяк раздосадовался:

– Ах ты, мать твою, поганый гяур! В моей собственной стране он еще будет на меня жаловаться. Теперь даже если захочет, мы не продадим ему никакого участка. Скажи ему, чтобы допивал кофе и убирался вон!

– Хорошо, хорошо, папа! – успокаивающе произнес парень и, повернувшись к Профессору, улыбнулся:

– Cicciolina, bye-bye.

Они ушли.

Профессор задыхался от смеха.

Оплатив счет, он поднялся и бросил по-турецки:

– Сдачи не надо. Счастливо оставаться!

Глаза у хозяина кафе стали круглыми как плошки, а парень залился красной краской, уставив глаза в пол, будто хотел провалиться под землю.

Профессор всю дорогу до яхты смеялся, он даже не ожидал, что этот обычный день может принести ему столько веселья.

Этот заброшенный безлюдный чудовище-виадук выглядел так угнетающе, печально, траурно, так угрожающе, словно это была арена сражения, на которой потерпевший поражение Стамбул оставил целую армию.

В этой части города не было ни базилик Палеологов, ни следов великолепных куполообразных святилищ, возводимых в давние времена, ни достопочтенных островерхих османских минаретов, ни радостных огоньков, которые зажигаются вдоль стен мечетей во время священного месяца Рамадан, ни католических, ни православных церквей, ни султанских гребных кораблей на веслах, ни белоснежных колонн возведенных из мрамора дворцов, которые придают такую праздничность Босфору.

Это был Стамбул побежденных мигрантов – избитых, больных, изнасилованных, с поврежденной плотью и обозленной душой и опухшими от работы суставами. Под нависшим свинцовым небом, заполненным всеми оттенками мрака – от темно-черного до светло-серого, – вдалеке виднелись разбросанные как ни попадя блоки домов. Вот куда занесли Якуба его мечты о переезде: уродливые жилища, районы трущоб, лишь редко-редко – клочки зелени в местах, принадлежащих либо военным, либо кладбищам. А очень далеко – призраки небоскребов, бизнес-центров, мечетей…