Ван Мэн - Средний возраст

Традиционность заметна и в образности лексики, которую трудно, к сожалению, передать в переводе: это может быть и скрытая цитата или намек или использование ставшего устойчивым выражения, которое вызывает у китайского читателя целую цепь ассоциаций. Вот герой повести вспоминает, как он еще мальчишкой услышал однажды «Санта Лючию», чарующие звуки произведений Дворжака и Чайковского. Он пытался потом восстановить их в своей памяти, стремился «поймать музыку, которая три дня еще, как говорилось в древности, вилась вокруг стропил». Китайский читатель, воспитанный на старой литературе, тут же вспомнит рассказ из трактата древнего философа Ле-цзы о певице Хань Э, которая пела так, что после ее ухода звуки еще три дня вились вокруг стропил. Так традиция соединяется в творчестве Ван Мэна, и надо сказать — достаточно органично, с современной манерой изображения внутреннего мира героя. Мир этот сложен, эклектичен, в чем-то, конечно, противоречив, как противоречивы обуревающие Цао Цяньли чувства — еще не вытравленная хунвэйбинами и цзаофанями (или, как именуются они в повести, «маленькими генералами революции») любовь к музыке и удивительное ощущение красоты девственного горного пейзажа в далеких краях, куда попадает герой, обреченный на почти бездумное, во многом животное существование (поел, выпил кумыса, согрелся — и доволен), с которым он вроде бы примирился, но против которого в конце концов восстает, потому что помнит, что «он имеет счастье быть человеком». Мы не узнаем из повести, как сложилась потом судьба героя. Стоит сказать, что вернувшийся в столицу сам Ван Мэн стал не только ведущим китайским писателем наших дней, произведения которого уже переведены на разные языки мира, но и главным редактором журнала «Жэньминь вэньсюэ» («Народная литература»).

Если и Фэн Цзицай, и Ван Мэн рисуют в своих произведениях городских жителей, хотя и попавших не по своей воле, как герой «Чалого», в сельские места, то о том, что происходило в те трудные годы в китайской деревне, читатель может узнать из повести «Преступник Ли Тунчжун». «Весной 1980 г., — пишет китайский критик Лю Сыцянь, — никому не известное ранее имя Чжан Игуна благодаря появлению его повести «Преступник Ли Тунчжун» привлекло к себе внимание. Привнеся в литературу острейшую, сверх запретную ранее тематику, изобразив человека, который, нарушив закон, проявил подлинный героизм, Чжан Игун вышел на литературную арену в период великих перемен».

Чжан Игун, однако, начал писать вовсе не в 1980 г. Выросший в семье, где существовал культ литературы — отец был профессором литературы, а мать преподавала родную словесность в средней школе, — Чжан Игун с юных лет мечтал стать писателем. В конце 50-х годов начал заниматься журналистикой, пробовал писать и рассказы, некоторые из них были опубликованы. Среди них был и рассказ под названием «Мать». Как раз в это время его мать была зачислена в «правые», а сын тут же попал под огонь критики как «воспевший свою „правую“ матушку». С тех пор ровно двадцать лет он не брался за перо. Накопившиеся за эти долгие годы наблюдения и чувства искали выхода, и за короткие два с лишним года (1980—1983) Чжан Игун опубликовал пять повестей и семь рассказов, многие из которых вызвали такой же интерес, как и первая повесть, публикуемая теперь в русском переводе. «Преступник» Ли Тунчжун — это образ настоящего сельского коммуниста, открыто протестовавшего против бездушного бюрократического стиля и очковтирательства местных руководителей, бодро рапортовавших о величайших успехах сельскохозяйственного производства, а на деле отбиравших у крестьян последние крохи зерна, обрекая их на голодную смерть. Ли Тунчжун был честным партийным вожаком в своем маленьком горном селении. В голодный 1960 год он, видя полную безвыходность положения, решился на преступление, самовольно приказав забрать невывезенное зерно из государственных амбаров, а потом спокойно отдал себя в руки сотрудников угрозыска. Чжан Игун выбрал для своей повести не события периода «культурной революции», а один из «трех лет бедствий», последовавших после провала «большого скачка». Это был год, когда — как было признано позднее — умерли миллионы людей. Чжан Игун придал событиям локальный характер, но китайский читатель, бесспорно, видел за ними трагизм общей бедственной ситуации, типичность повсеместного бравурного хвастовства. Секретарь парткома большой сельскохозяйственной коммуны карьерист Ян Вэньсю, которому подчинен Ли Тунчжун, например, громогласно объявляет, что в течение ближайших двух лет их коммуна вступит в коммунизм. Весенняя засуха, пренебрежение объективными экономическими закономерностями сделали, как иронично сказано в повести, «вопрос о вступлении в коммунизм туманным и неопределенным». О провале непродуманных кампаний (а сколько их было с конца 50-х годов!) написано много, но повесть Чжан Игуна, произведение публицистически острое, высоко оцененное китайской критикой и удостоенное литературной премии, помогает глубже понять, что происходило на самом деле в китайской деревне.

Большой общественный резонанс в Китае получила и повесть «Сказание Заоблачных гор». Ее автор Лу Яньчжоу принадлежит к более старшему поколению китайских писателей. Он родился в 1928 году в крестьянской семье в провинции Аньхуэй, в которой живет и по сей день. В 1948 году он включился в революционную деятельность в своем родном уезде, потом учился, а с 1957 года стал профессиональным литератором. В 50—60-х годах он выпустил несколько сборников рассказов и очерков, написал ряд пьес, получивших признание зрителей, несколько сценариев, по которым были сняты фильмы. Но настоящую известность он получил после того, как в 1979 году была опубликована повесть «Сказание Заоблачных гор». Как вспоминает сам Лу Яньчжоу, еще в 1964 году, за два года до «культурной революции», он начал писать большой роман, но в период всеобщей смуты рукопись была изъята и уничтожена как ненужный сор, о чем до сих пор писатель думает с чувством самого глубокого сожаления.

Действие повести Лу Яньчжоу, представленной в этом сборнике, происходит в 1978 году, уже после свержения «банды четырех» и начала реабилитации миллионов незаслуженно опороченных кадровых работников и интеллигентов. Ее главный герой Ло Цюнь — настоящий коммунист, партийный деятель уездного масштаба, некогда учившийся за границей (надо полагать — в СССР) и выступивший против авантюризма в экономике и политике, против не подкрепленного экономическими расчетами «большого скачка», против истребления лесов для нужд «малой металлургии» (так называли кустарные печи, в которых пытались плавить чугун) — затеи, провалившейся очень быстро, и многих других насаждаемых сверху аналогичных мероприятий. Ло Цюнь мечтает о подлинном преобразовании своего края. Но его зачисляют в «правые», исключают из партии, ссылают, не дают работы — даже место простого возчика ему удается получить с огромным трудом. В авторском заглавии повести стоит слово «чуаньци», что значит «повествование об удивительном», «удивительная история» — жанровое обозначение средневековой новеллы о чудесах и удивительных жизненных перипетиях героев. Но в его произведении нет чудес, а удивительным нужно считать не то, что произошло с Ло Цюнем в 1957—1977 годах, а то, что в период реабилитации партийных кадров он по-прежнему остается за бортом. Ему противопоставлен в повести образ другого кадрового работника — карьериста и проходимца У Яо, тоже пострадавшего в период «культурной революции», но сразу же воскресшего после свержения «четверки». По его мнению, все политические кампании двадцати последних лет, кроме тех, в которых пострадал он лично, были верными. Повесть Лу Яньчжоу, однако, не только история честного коммуниста Ло Цюня, но и история прозрения Сун Вэй, жены У Яо, которая, узнав, как подло вел себя ее муж в деле Ло Цюня, уходит из дома. Следует заметить, что если в нашей литературе разрыв семьи описывается достаточно часто, то в китайской литературе таких случаев, пожалуй, не найти вовсе, об этом не только не полагалось писать, но и сама жизнь почти не давала подобных примеров. На брак нужно было получить разрешение на работе, а на развод таких разрешений, видимо, и вовсе не давали. Вот почему решение Сун Вэй в этих условиях было более смелым, чем это может показаться нашему читателю. Как подчеркивает критик У Цзыминь, чтобы написать такую повесть, от Лу Яньчжоу «требовалось настоящее мужество и, очевидно, пока не следует требовать, чтобы все одобряли его произведение». Эти слова написаны в 1980 году, они свидетельствуют о том, что писатель затронул чрезвычайно острую для страны проблему — пути, по которому пойдет Китай завтра: будет ли это путь Ло Цюня, мечтавшего о планомерных преобразованиях своего края, или У Яо, который думает в первую очередь о своей карьере и готов не рассуждая выполнять любые указания своего начальства. Симпатии автора и большинства читателей на стороне Ло Цюня. Повесть послужила основой для одноименного кинофильма, который был поставлен в 1981 году и который многие китайские зрители сочли одним из лучших за время существования КНР.