Дэвид Уоллес - Бесконечная шутка

Но затем от ближайшей обнимающейся группки откололся высокий грузный афроамериканский товарищ с золотым резцом и идеальным вертикальным цилиндром афроамериканской прически на голове, заметил Эрдеди, и нагрянул, и встал прямо перед ним, раскинув рукава армейской куртки, слегка наклонившись по направлению к туловищу Эрдеди.

Эрдеди поднял руки в благодушном «Спасибо, не надо» и стал сдавать от товарища еще дальше назад, пока не уперся задом в край столика с одобренной конференцией АН литературой.

– Спасибо, но я не большой любитель обниматься, – сказал он.

Товарищу пришлось восстановить равновесие от подготовки к объятью, он так и замер, неловко, со все еще протянутыми большими руками, – Эрдеди понимал, что афроамериканцу в такой позе должно быть неловко и неудобно. Пока товарищ стоял, не опуская рук и с медленно сходящей с лица улыбкой, Эрдеди обнаружил, что подсознательно высчитывает, какая южно-азиатская местность находится в максимальном количестве километров от этого самого места и времени.

– Че? – спросил товарищ.

Эрдеди протянул руку.

– Кен Э., Эннет-Хаус, Энфилд. Приятно познакомиться. А вы?..

Товарищ медленно опустил руки, но на протянутую руку Эрдеди только взглянул. Вязко моргнул.

– Рой Тони, – сказал он.

– Очень приятно, Рой.

– Эт че, – спросил Рой. Рукопожательную руку здоровый товарищ завел за шею и сделал вид, что чешется, – Эрдеди было неизвестно, что это откровенный дисреспект.

– Что ж, Рой, если позволите звать вас Рой, или мистер Тони, если угодно, если только это не сложное первое имя, через дефис, «РойТони», за которым следует фамилия, но что ж, со всем уважением, Рой, прошу прощения за объятия, тут нет ничего личного, смею вас заверить.

– Заверить?

Лучшая беспомощная улыбка Эрдеди и извиняющееся пожатие плечами под гортексовым анораком.

– Боюсь, я просто не очень люблю обниматься. Это не мое. И никогда моим не было. Среди моей семьи даже бытовала шут…

Теперь – зловещие тычки пальцем в уличном выражении агрессии: товарищ Рой ткнул сперва в грудь Эрдеди, потом в свою:

– Эт че, чувак, типа, это, знач, мое? Типа я, знач, обжиматься обожаю?

Теперь поднимаются обе руки Эрдеди, в простодушном жесте отмахиваясь от любых возможных недопониманий:

– Нет, но, понимаете ли, суть-то как раз в том, что я бы не назвал вас ни любителем объятий, ни их ненавистником, – ведь я же вас не знаю. Я только хотел сказать, что тут нет ничего личного, по отношению к вам как к личности, и я более чем рад пожать руку, даже, если пожелаете, в каком-либо запутанном сложносочиненном этническом рукопожатии, если стерпите мою неопытность в этой области, но при самой мысли об объятиях мне как-то даже некомфортно.

К моменту, когда Джонетт Фольц смогла вырваться из толпы и броситься к ним, товарищ уже крепко взялся за утепленные лацканы анорака Эрдеди, держал его над столиком с литературой так, что водонепроницаемые башмаки Эрдеди оторвались от пола, и навис над ним с лицом, выражавшим открытую враждебность:

– Сышь, ты че, блин, думаешь, я, штоль, тащусь от обжиманок? Че, борзянки обожрался? Дуаешь, тут кому-то эта херня вперлась? Мы, блядь, делаем, что нам говорят. Нам говорят – «Обнимись, а не затянись». Мы тут препоручили наши воли, сука, – сказал Рой. – Педрила мелкий, – присовокупил Рой. Он впихнул свою руку между ними, чтобы показать на себя, то есть Эрдеди над полом он держал всего одной рукой, и этот факт не прошел незамеченным мимо нервной системы Эрдеди. – Я в свой первый вечер обнялся четыре раза, а потом погнал в хренов толкан и блеванул на хер. Блеванул, – сказал Рой Тони. – Некомфортно? Ты, блядь, кто ваще? И не надо мне тут в глаза, сука, пиздеть, что мне комфортно обнимать твою жопу в «Джеймс Риверс Трэйдерс» с чмошным афтершейвом от Келвина-сука-Кляйна.

Эрдеди обратил внимание, что одна из зевак-афроамериканок захлопала и крикнула: «Так ему!»

– А терь ты мне дисреспекты кидаешь перед всей чистой и трезвой братвой, пока я рискую разделить с тобой сраные уязвимость и дискомфорт?

Джонетт Фольц как бы скреблась в спину армейской куртки Роя Тони, мысленно содрогаясь, представляя, как будет выглядеть в Журнале сотрудников отчет о нападении на жильца Эннет-Хауса на собрании АН, куда привела его она лично.

– А терь, – сказал Рой, высвободив пустую руку и с силой ткнув в пол ризницы, – а терь, – сказал он, – или ты рискнешь уязвимостью и дискомфортом и обнимешь мою жопу, или мне те ебаную башку оторвать и в дыру насрать?

Джонетт Фольц теперь взялась за куртку товарища Роя обеими руками, пытаясь оттащить его и скребыхая кедами по гладкому паркету, повторяя: «Йо, Рой Ти, чувак, полегче, мужик, кореш, эссе, бро, друган, кентяра, чел, земель, котан, братух, он же просто новенький, ты че»; но к этому моменту Эрдеди уже повис на шее товарища с таким жаром, как Кейт Гомперт позже пересказывала Джоэль ван Дайн, будто пытался на него вскарабкаться.

– Мы уже потеряли парочку, – признался Стипли. – Во время испытаний. Не добровольцев. Какой-то идиот-интерн из Аналитики поддался искушению, решил глянуть, из-за чего такая шумиха, раздобыл лабораторный пропуск Флатто, пошел и посмотрел.

– На одну среди многих копий «Только для чтения» вашего ассортимента Развлечения.

– Невелика потеря, – так, какой-то идиот-интерн. C'est la guerre. А потеря случилась, когда за ним пошел его руководитель, чтобы спасти. Самолично глава нашей Аналитики.

– Хойн, Анри, но говорится «Генри», инициал посередине – Ф., с женой и диабетом, который он контролирует.

– Контролировал. Двадцать лет отслужил, Хэнк. Отличный мужик. Настоящий друг. А теперь в мумификаторе. Кормят через трубочку. Ни желаний, ни примитивной воли самосохранения ни к чему, кроме просмотра.

– Этого.

– Я пытался навестить.

– В безрукавной юбке и с разными грудями.

– Я даже в одной палате с ним находиться не мог, видеть его таким. Он только и выпрашивал хоть пару секунд – хотя бы трейлер, отрывок саундтрека, что угодно. Глаза бегали, как у новорожденного наркомана. Сердце на хрен разбивается. В соседней койке, в ремнях, идиотинтерн: типичный недисциплинированный избалованный ребенок, о которых ты любишь распространяться, Реми. Но Хэнк Хойн не был ребенком. Я видел, как он, впервые услышав диагноз, взял и бросил сахар и сладости. Просто взял и бросил. Ни слезинки, ни прощального взгляда.

– Сталь воли.

– Взрослый американец с образцовыми самоконтролем и благоразумием.

– Следует, samizdat не является игрушкой. Мы тоже теряли человеков. Это серьезно.

Горизонт земли ампутировал ноги созвездия Персей. Персей, он носил шляпу жонглера или Панталоне. Голова Геркулеса, его голова была квадратна. До рассвета оставалось близко также потому, что на 32-й параллели стали видимы Поллукс и Кастор. Они были по левое плечо Марата, словно великаны, которые взирали через его плечо, одна из ног Кастора была женственно изогнута.