Дэвид Уоллес - Бесконечная шутка

Избранные отрывки из индивидуальных неформальноинформационных бесед с жильцами Д. У. Гейтли, сотрудника на проживании, реабилитационный пансионат пансионатного типа для алкоголиков и наркоманов «Эннет-Хаус», Энфилд, штат Массачусетс, с перерывами, от только-только окончившегося собрания АА Бруклайнской молодежи до где-то 23:29, среда, 11 ноября ГВБВД

– Не пойму, с хрена ли тебе так интересно про футбол. И не собираюсь я показывать мускулы. Это тупняк какой-то.

– Оки-доки.

– Это неуместно, раз уж тебе нравятся умные слова.

– Но этот парень со Служения в «Делись и Молись», председатель, из группы Садбери «Полумеры нас не спасут», он излучал власть. Этот председатель, он сказал, что был ядерным аудитором. В ВПК. Который был очень тихий, как будто раздавленный, по-отечески добрый и странный. Чувствовался в нем какой-то авторитет, хотя бы и раздавленный.

– Понимаю, о чем ты. Могу Идентифицироваться.

– …при этом какой-то как будто по-отечески добрый.

– Готовый наставник. У меня такой же наставник, Джоэль, в «Белом флаге».

– Можно спросить? Твой личный папочка еще жив?

– Хз.

– А. Ой. У меня умерла мама. Кормит червей. Но мой личный папочка еще коптит воздух. Это он так говорит – «еще коптит воздух». В Кентукки.

– Но мама подкармливает червей уже давно.

– Но и что же тебя так зацепило в том мужике из «Полумер»?

– Ш – то. Ш-ш-ш-то. Не чо. Попробуй.

– Очень смешно.

– Дон, что ж, все началось, когда он заговорил о себе так, будто раньше был кем-то другим. То есть совершенно другим человеком. Он говорил, что носил костюм-четверку – где четвертой частью был он сам.

– Мужик из оллстонской группы все время это повторяет, шутку эту.

– На нем была реально хорошая плотная хлопковая рубашка с расстегнутым воротником, брюки пшеничного цвета и лоферы без носков – насчет чего хочу сказать, Дон, что я здесь уже десять лет и до сих пор не могу понять, на фига вы все надеваете замечательные туфли, а потом все портите, когда носите их без носков.

– Джоэль, ты, наверное, последний человек, чтобы разбирать людей в плане странных привычек одеваться, с этой своей штукой-то, наверное.

– Можешь поцеловать меня в нежную розовую задницу, наверное.

– Напомни занести в Журнал, какой прогресс – видеть, как ты наконец вылезаешь из своего панциря.

– Короче, и меня терзают сомнения, Дон, но Диль с Кеном советуют мне прийти к тебе по поводу того, что, типа, происходит там, Эрдеди говорит, это дело сотрудников, и д-д-д…

– Переборщил с кофе, а, Фосс?

– Короче, Дон, т знаешь, т-т…

– Подожди секунду. Вдохни и выдохни. Я никуда не тороплюсь.

– Короче, Дон, я ненавижу поедателей сыра не меньше других, но Джофф Д. и Нелл Г. в гостиной пристают к новеньким с вопросом, если их Высшая сила такая всемогущая, может ли она создать такой тяжелый чемодан, что не смогла бы его поднять. Ко всем, кто новенький. И этот дерганый пацан Дингли…

– Тингли. Новенький.

– Короче, Дон, он засел в бельевом шкафу, одни ноги торчат, выпучил глаза, с, типа, дымом из ушей, и в-в, в-все твердит: «Он Может, но Не Может, но Может», относительно чемодана, и Д-Д, и Д-Диль говорит – это дело для сотрудника, и Дэй творит негативную тему, и Эрдеди говорит, что раз я старший жилец, то мне идти к сотруднику и трескать сыр.

– Блин.

– Диль говорит, что раз дело такое негативное, это з-з-за крысятничество не считается.

– Не, все правильно. Это не крысятничество.

– Плюс я принес очень вкусную такую как бы сахарно-карамельную печеньку, которых Хенли напек целый поднос, и Эрдеди говорит, что это не жополизство, а обычная порядочность.

– Эрдеди – человечище. Мне нужно сидеть на телефоне. Может, сам предложишь Джоффу и Нелл забежать ко мне, если смогут оторваться от пыток новеньких.

– Про пытки я, наверное, не скажу, если ты не против, Дон.

– Кстати говоря, я смотрю прямо на печеньку в твоей руке, обрати внимание.

– Господи, печенька же. Господи.

– Да расслабься ты.

– Мне нужно сидеть на телефоне до 22:00. Попробуй вантусом и потом скажи, и тогда уже могу позвонить сантехникам.

– Мне кажется, всем будет проще, если сотрудники будут сразу объяснять всем новеньким про горячую воду в душевой – что «Г» на самом деле переводится как «Гребать как холодно».

– Это ты мне так издалека пытаешься сообщить, что с температурой в туалете что-то не так, Макдэйд?

– Дон, я что хотел сказать, то и сказал. И, кстать, рубашка классная, вот что еще могу сказать. Мой папка тоже катал в боулинг, когда у него еще большой палец на месте был.

– Мне плевать, что тебе ляпнул этот больной извращенец, Йоланда. Вставать на колени по утрам и Просить Помощи – не значит вставать на колени по утрам, когда этот больной долбанашка стоит перед тобой и расстегивает ширинку, чтобы ты Просила Помощи в его ширинку. Остается только надеяться, что это тебе предложил не жилец-мужчина. Вот почему АА советуют брать наставников того же пола. У нас что, столуются какие-то больные извращенцы, а? Если какой АА предложит новенькой женщине в Программе использовать в качестве Высшей силы его Блок, я бы его за километр обходил. Сечешь?

– А я даж не успела сказать, как он предложил благодарить Высшую силу в ночь.

– Я бы широкую оживленную улицу переходил при виде такого АА, Йоланда.

– И как он говорил, что я всегда должна быть к югу от него, тип, с южной стороны, и чтоб я купила цифровые часы.

– Твою мать, это же Ленц. Ты мне что, про Ленца рассказываешь?

– Я имен не называю. Прост, короч, сперва он был весь такой дружелюбный и ниче, и помогал, когда я только пришла, этот чел, имя которого я не называю.

– У тебя проблемы со Вторым Шагом, который про безумие, и ты взяла и взяла себе в наставники Рэнди Ленца?

– У нас аноименная Программа, ты че, не сечешь?

– Господи, девочка.

Орин («О.») Инканденца обнимает якобы швейцарскую модель в номере отеля. Они в объятиях. На их лицах сексуальные выражения. Не иначе как явный знак доброй судьбы или мирового духа, что эта невероятная женщина появилась в международном аэропорту Скай Харбор как раз тогда, когда Орин стоял, прислонившись красивым лбом к стеклу, выходящему на взлетную полосу, после того как реально вызвался подвезти Елену Стипли по всей кошмарной дороге через I-17/-10 до мерзкого блеска непроходимого аэропорта, и того, что Субъект оказалась – в машине – не только не особенно благодарной, и не только не дала в пути даже для ободрения положить дружелюбную ладонь на свой поразительный квадрицепс, но еще и не слезала с темы работы и продолжала раздражающее исследование семейной истории, которое он разве что не умолял прекратить ввиду крайней неуместности 234,– что, пока он стоял после не более чем холодной улыбки и обещания попробовать не забыть передать привет Хэлли, прислонившись лбом к стеклу заднего выхода из Вестонского зала – или, вернее, к окну ворот