Дэвид Уоллес - Бесконечная шутка

И но вот суть слов П. Х.-Д., которую Гейтли выбивал щелбанами так, что чуть голову ей не раскроил: Гвендин О'Шей – знакомая с БилломВосьмидесятником и наслышанная о его сентиментальности по отношению к «Бульдогам» ЙУ, плюс мягкая черепом, – О'Шей поняла Факельмана неправильно, решила, что Билл-Восьмидесятник хочет поставить 125 К с гандикапом (-2) на Йель, а не с (-2) на Браун, перевела Факельмана в ждущий режим и включила ему ирландскую музычку, пока сама звякнула кроту на йельской спортивной кафедре из защищенной от чтения базы данных «Кроты» Соркина и узнала, что у звездного силового форварда йельских «Бульдогов» диагностировали редчайшее нервное расстройство под названием посткоитальный вестибулит 375, при котором в течение нескольких часов после соития силовой форвард претерпевал такую страшную утрату проприоцепции, что буквально путал палец с жопой – нечего и говорить об уверенном движении к воротам. Плюс затем второй звонок О'Шей, соркиновскому кроту из Брауновского (уборщику в раздевалке, которого все считают глухим), открыл, что нескольких брауновских самых сиренских и патриотично настроенных гетеросексуальных студенток завербовали, проинструктировали, провели через пробы и репетиции («в устной форме и задним числом», хихикает Памела Хоффман-Джип, хихиканье которой всегда сопровождается какими-то ужимками плечами, как у маленьких девочек, когда их щекочет кто-то старший и они притворяются, что им не нравится) и разместили на стратегических караульных постах – на стоянках вдоль I-95, в отделении с запаской в задней части чартерного автобуса «Бульдогов», в вечнозеленом кустарнике рядом со спецвходом для команд в спортивный центр «Пиццитола» в Провиденсе, в нишах в туннелях «Пиццитолы» между спецвходом и раздевалкой команды гостей, даже в шкафчике со специально увеличенной вместимостью и чувственным оформлением по соседству со шкафчиком силового форварда в раздевалке команды гостей, готовыми – как и брауновские чирлидерши и группа поддержки, которых просили выступать без трусиков, проэлектролизенными и настроенными на шпагаты, чтобы придать пиротехническую гормональную атмосферу игровому окружению силового форварда, – готовыми принести почти самую страшную жертву ради команды, универа и влиятельных членов Асс. выпускников за поддержку «Медведей» Брауна.

Так что Гвендин О'Шей снова переключается на Факельмана и дает добро на монструозную ставку с этим гандикапом, а кто бы не дал, с таким, по словам кротов, подстроенным верняком. Проблема только в том, понятно, что ставку она приняла неверно, т. е. О'Шей думает, что у БиллаВосьмидесятника 125 штук на победу Йеля с форой в два очка у Брауна, в то время как Билл-Восьмидесятник – который, оказывается, прочит себя в «белые рыцари» в торгах за контрольный пакет провиденсовской объединенной корпорации «Воронка и конус», ведущего производителя коноидных емкостей в ОНАН, а гендир ОКВК – видный брауновский выпускник и такой горячий сторонник «Медведей», что даже ходит на игры в полой голове медведя с оскаленной пастью, и задницу этого гендира Билл-Восьмидесятник собирается вылизать до ослепительного блеска, вставляет П. Х.-Д., намекая, что это Билл-Восьмидесятник и подсказал тренерскому составу «Медведей» об ахиллесовом семяпроводе силового форварда, – так вот, Б.-В. не без оснований полагает, что поставил 125 эль грандес на Браун минус двоечка.

Ложка дегтя здесь в том, что никто в Провиденсе не рассчитывал на появление у главного входа в спортцентр «Пиццитола» прямо во время игры всей дворкинитской Фаланги Предотвращения и Протеста против Женской Объектификации Брауновского университета в полном составе с плакатами и кастетами наперевес, по две ФППЖОшницы на мотоцикл, которая прорвалась сквозь кованые ворота как сквозь мокрый «Клинекс» и штурмовала арену, плюс дивизии брауновских студенток из NOW [228] Национальная организация женщин, реально существующая организация. побесшабашней, которая завершила маневр клещей с дешевых мест наверху трибун во время первого таймаута, в тот самый момент, когда первый пирамидный трюк брауновских чирлидерш закончился шпагатом в прыжке, в шоке от которого регистратор счета на табло «Пиццитолы» отпрянул на свою аппаратуру и сбил счет «Хозяев» и «Гостей» на нули, на табло, как раз когда из туннелей прямиком на поле со зловещим ревом вылетели «Харлеи» без глушителя ФППЖО; и в последовавшей рукопашной не только полегли под плакатами, которыми орудовали как дубинками, или, крича и брыкаясь, были унесены на могучих плечах боевых ФППЖОшниц на рычащие «Харлеи» чирлидерши, группа поддержки и миловидные сирены Брауновского, благодаря чему нежная нервная система йельского силового форварда осталась нетронутой, хотя и перегретой; но и пали два игрока из стартового состава брауновских «Медведей», центральный и атакующий защитники – слишком вымотанные и ошалелые после изнурительной недели проб и репетиций с миловидными сиренами, чтобы сразу уносить ноги куда глаза глядят, когда рукопашная выплеснулась на спортплощадку, – под кастетом ФППЖОшницы и кулаками дезориентированного судьи с опытом в боевых искусствах соответственно; и так что когда поле наконец очищают, носилки уносят и игра продолжается, Йельский разделывает Брауновский с перевесом в 20 очков.

Тогда, понятно, Факельман звонит Биллу-Восьмидесятнику и назначает встречу, чтобы забрать замазку, которая вместе с отъемом составляет 137,500 долларов, которые Б.-В. отдает доонанскими зелеными купюрами крупного номинала в спортивной сумке с надписью «Вперед «Медведи» «Брауна», которую принес на игру, где сидел рядом с медведоголовым гендиром, и которая теперь-то ему зачем, но, в общем, Факельман забирает замазку в центре и мчит по злачному шоссе 1 в Согас, чтобы доставить замазку и на месте получить свой отъем от его отъема (625 долларов США), поскольку к этому моменту Синеву ему нужно надыбать уже кровь из носу, и т. д. Плюс Факельман надеется на, может, небольшую премию или хотя бы эмоциональное одобрение от Соркина за то, что привез такой монструозный и оперативно стребованный куш. Но когда он добирается до стриптиз-клуба на шоссе 1, в задних помещениях которого за неприметной дверью пожарного выхода располагается канцелярия Соркина с обклеенными чем-то вроде панелей из деревозаменителя стенами, Гвендин О'Шей молча указывает за спину на дверь личного кабинета Соркина выразительным жестом, который вовсе не кажется Факельману соответствующим позитивности случая. На двери большой постер с Рашем Лимбо, со времен до убийства. Соркин у себя, работает с бухгалтерскими таблицами в специальных очках, фильтрующих излучение монитора. Линзы на длинных торчащих цилиндрах похожи на глаза лобстера на стебельках. Гейтли, Факельман и Бобби Си никогда не обращались к Соркину первыми, не из-за шестерочного подхалимажа, а потому, что никогда не знали, в каком Соркин черепно-лицевом сосудистом состоянии и может ли вообще вытерпеть звук их голоса, пока наверняка не услышат, что он терпит свой. (Голос).