Владимир Максимов - Живая душа

Стояла осень (мне сразу почему-то вспомнилась повесть одного нашего иркутского писателя «Осень на двоих») и шел мелкий невидимый дождь, видимыми слезами стекающий по единственному большому квадратному стеклу окна кафе, доходящего до подлокотников наших кресел.

От уличной влаги волосы и мой плащ, висевший рядом на старинной, стоячей вешалке, пахли осенней свежей сыростью, а от Веры Павловны (она была с зонтом) веяло едва уловимым ароматом приятно волнующих незнакомых духов.

За окном были ранние фиолетовые сумерки, и старое дерево на этом грустном фоне, с почерневшими ветвями и редкими еще уцелевшими к концу октября желтыми листьями на некоторых из них, выглядело как-то по-сиротски одиноким.

– «Так выпьем за нечаянную радость, которую не чаяли мы встретить…» – предложил я, когда официант разлил нам в бокалы вино.

– Очень хорошие стихи, – задумчиво сказала Вера Павловна, разглядывая на свет рубиново играющее в бокале вино.

– Жаль, что не мои…

– Я знаю, – ответила она. И в какой-то задумчивости, сделав несколько больших глотков, отчего на краю ее бокала остались следы яркой помады, повторившей с наружной стороны очертание ее изящной, немного полноватой нижней губы (как я тогда завидовал ее бокалу), добавила: – Игорь, я пророчу вам большое литературное будущее. Однако лишь при одном непременном условии. Не стоит вам так тратиться на ваши постоянные влюбленности. – Она отпила из бокала еще немного «Каберне», закурила и, задумчиво глядя на дым, витающий легким облачком в свете настольной лампы с розовым абажурчиком, продолжила: – Не надо попусту расходовать свои душевные силы, поскольку настоящее творчество требует сосредоточенности. Вообще, жить и творить по законам красоты необычайно трудно, но… необходимо, если вы хотите остаться человеком.

Хорошо бы вам встретить умную, понимающую вас девушку. Не обязательно, и даже обязательно, не красавицу – они (почему-то я подумал, что она непременно скажет «мы» и порадовался тому, что ошибся) слишком избалованы всеобщим вниманием к себе. Но и не дурнушку. Те еще больше, чем красавицы, уделяют внимания своей внешности, в своем постоянном стремлении стать привлекательнее… Одним словом, вам нужен надежный тыл, тихая гавань, для того чтобы вы могли спокойно писать и чтобы ваше занятие не раздражало вашу будущую супругу. Хорошо бы еще быть достаточно состоятельным человеком, чтобы нигде не служить. Но это, впрочем, палка о двух концах, потому что богатство, как правило, портит человека… Аббат Прево написал «Манон Леско» где-то чуть ли не на чердаке, будучи очень бедным, а когда стал богат, уже не создал ничего стоящего. Я даже с грустию думаю, – Вера Павловна еще раз, словно оценивая достоинства вина, посмотрела через наполовину уже наполненный бокал на свет, – о том, что когда ты станешь знаменитым, то совершенно забудешь обо мне. (Я даже не сразу заметил, что она вдруг перешла на «ты», чего уже так давненько не было.) Если даже мне предстоит та же участь. Потому что тогда, если вы, конечно, сумеете сохранить свой скрытый темперамент и впредь (она вновь вернулась в свое русло), вы будете обращать внимание на молодых стройных девушек, много младше вас. А зрелые женщины вроде меня, занимающие ваше внимание теперь, перестанут вас интересовать совсем.

А может быть я и не доживу до такого позора, – улыбнулась она. И я окончательно понял, что мы расстаемся. И что теперь даже Веры у меня не остается. А белый лист бумаги по-прежнему будет моим самым первым и самым надежным другом…

У Кристины же, как я понял, «полной аннигиляцией» (с некоторых пор она стала выражаться преимущественно физическими терминами) закончился роман с каким-то, неизвестным мне Виктором. То ли просто физиком, то ли астрофизиком. Как-то раза два, в особо тяжкую для нее минуту, она признавалась мне: «Люблю я его, гада, Игорь. И ничего поделать с собой не могу». И так необычно было видеть Кристину слабой, неуверенной в себе, поскольку всегда казалось, что подобное состояние вообще ей не свойственно.

Одним словом, мы были с ней тогда в одинаковом положении, хотя и в разном состоянии. Я был еще растерян – Кристина уже нет. Видимо, порог восприятия «боли» у нас был разный. Но, так или иначе, любови наши, похоже, закончились. И шутки, и остроты становились все более веселыми и непринужденными. (Хотя, скажу я вам, над своими неудачами смеяться ох как нелегко.) И было тем более странно, что после очередной удачной шутки Кристина вдруг грустно сказала фразу, в которой я услышал отголоски мыслей Веры Павловны: «Знаешь, Игорь, я думаю, что не такая уж это сладкая штука жизнь, чтобы за нее, порою даже из последних сил, стоило так цепляться. По-моему, истинное достоинство человека состоит как раз в обратном. Суметь со спокойным равнодушием встретить неизбежное, потому что…»

Фраза осталась неоконченной, ибо уже в следующую секунду Кристина стала вновь похожей на самое себя. Она встряхнула головой, улыбнулась, хотя еще и довольно грустной улыбкой, и сказала: «Фу, какая дрянь иногда лезет в голову! А все от этой несносной жары. Я и лето-то за это не люблю… Представь, как было бы противно, если б наша жизнь была похожа на пыльное скучное лето в какой-нибудь глухой провинции Испании».

Она это сказала с таким знанием дела, словно всю свою жизнь именно в такой провинции и прожила.

«Вот уж никогда бы не подумал, что Кристина склонна к философии», – подумал я про себя, а вслух добавил:

– Я даже не предполагал, что такие мысли могут занимать тебя.

Кристина же, словно не услышав моих слов, продолжала: «Может быть погода уже наладилась?» И она с надежной посмотрела в боковое стекло машины, по которому стекали потоки настоящего прозрачного напористого, но, судя по всему, недолгого летнего ливня. И тут я подумал, что, в сущности, мы с ней во многом очень похожи, хотя бы потому, что наши неосознанные притязания гораздо выше существующих реалий. И этот разрыв между существом и существованием был у нас, по-видимому, слишком глубок.

– А вот и судьба твоя кандыбает, – теперь уже совсем весело сказала Кристина. И я увидел, как под проливным дождем, в каких-то совершенно нелепых для такой погоды белых босоножках, неспешно, осторожно и отрешенно в то же время, огибая лужи, как всегда спокойная, держа над головой древний яркий цветной китайский зонт, как будто только что по причине дождя добытый из самого дальнего угла чулана, к машине шествует Наталья – моя будущая жена, о которой я тогда, пожалуй, меньше всего и думал-то.

– Хотел бы иметь такую жену? – лукаво улыбаясь лишь кончиками губ неожиданно спросила меня Кристина.