Николя Барро - Париж — всегда хорошая идея

Возможно, причина внезапного прилива энергии, который, как порыв свежего ветра, подхватил и понес Роберта, заключалась всего лишь в том, что он впервые после приезда в Париж как следует выспался. А возможно, он просто был покорен очарованием этого города, съездить в который, как говорила его мама, — всегда хорошая идея. Да, он был «ощарован» Парижем.

Довольно улыбаясь, Роберт спокойно и без спешки завтракал в уютном дворике отеля, устроившись с газетой в тенистом месте.

Кофе со сливками он выпил как живительный напиток. Багет с хрустящей корочкой, который он намазал толстым слоем клубничного джема, имел живительный вкус. Живителен был и нежный аромат роз, которым веяло во дворике «Каштановой гостиницы». И живительна была очаровательная улыбка дежурной за стойкой регистрации.

Отправляясь со своей рукописью, которая прибыла этим утром в отель, в писчебумажный магазин «Луна-Луна», Роберт неожиданно признался себе, что мысль о предстоящем свидании с немного задиристой владелицей лавочки тоже действовала на него живительно.

Неожиданно оказалось, что лавка закрыта — «по непредвиденным семейным обстоятельствам», — а позвонив мадемуазель Лоран на мобильный телефон, он услышал, что писатель, эта подозрительная личность, в придачу ко всему остальному еще и сверзился с библиотечной стремянки и угодил в больницу. Мадемуазель Лоран говорила из его дома, куда она пришла за кое-какими вещами, и, судя по голосу, была очень встревожена.

Перелом шейки бедра не бог весть какая страшная травма. И что она только нашла в этом старике, который ей даже не родственник и притом, похоже, лжец и обманщик? Роберт почувствовал прилив ревности. Ему было досадно, что расследование — неужели он так и подумал: расследование? — теперь застопорилось. Было бы проще простого ткнуть этого Марше мордой в мамину рукопись, а там будет видно.

Роберт побрел дальше, куда глаза глядят, завернул на кишевшую народом улицу де-Бюси, где чуть ли не вплотную друг к другу располагались бистро, перед которыми стояли столики с болтающими и закусывающими на солнышке людьми. На его пути попадались булочные, зеленные лавки, ларьки с устрицами и жареными цыплятами, и он понял, что снова проголодался. В конце концов он купил в кулинарии багет с тунцом, листиками салата и кружочками вареной картошки. Странное сочетание, но оказалось необыкновенно вкусно.

Затем он бросил взгляд на часы. Мадемуазель Лоран обещала позвонить, когда вернется из Ле-Везине, но это, по-видимому, будет еще не так скоро.

Он вынул карту города и решил прогуляться в легендарный американский книжный магазин «Шекспир и компания» на левом берегу Сены, в котором Сильвия Бич давала пристанище писателям «потерянного поколения». С тех пор, правда, сменился владелец магазина (новый тоже был американцем!), и магазин переехал с улицы Одеон на улицу де-Бюшери. Даже в наши дни, как читал Роберт, молодые литераторы и начинающие писатели могли получить здесь приют, если в оплату соглашались отработать в магазине несколько часов.

Удивительным образом анахронический дух «Шекспира и компании» сохранялся все эти годы, хотя уже не приходилось рассчитывать на такое же массовое скопление великих писателей, как в то золотое время, когда там постоянно можно было застать Элиота, Эзри Паунда и Эрнеста Хемингуэя. Есть вещи, которые больше не повторяются, но хорошо, что это было.

Проходя по улице Сен-Андре-дез-Ар, Роберт невольно вспомнил слова Хемингуэя: «Если тебе повезло и ты в молодости жил в Париже, то, где бы ты ни был, он до конца останется с тобой». Роберт хоть никогда и не жил в Париже — а уж если начистоту, то что такое Париж по сравнению с Нью-Йорком, — но все-таки в детстве в нем побывал, чего не скажешь о каждом американце. И возможно, он тоже носил в кармане частицу Парижа.

Окрыленный этой мыслью, Роберт, пройдя немного по бульвару Сен-Мишель, свернул направо на улицу де-Бюшери. Еще несколько шагов, и он уже очутился возле маленького книжного магазинчика, перед которым под сенью старого дерева стояли деревянная скамейка, несколько столиков и железных стульев. Он заглянул в окно с зеленой рамой.

Огромное книжное богатство, представившееся его взору, было впечатляющим и вызвало у него знакомое теплое чувство. Он вошел в раскрытую дверь, заранее радуясь тому, как будет рыться в книгах.

Это было легче сказать, чем сделать.

Маленький магазин, с узкими проходами между расположенными вдоль и поперек стеллажами до потолка и высокими книжными шкафами вдоль стен, был полон посетителей, как будто тут давали что-то бесплатно. Впрочем, в каком-то смысле так оно и было.

Здесь все еще сохранилась магия совершено особого магазина, который посвятил себя служению старой и новой книге, поддерживал великих писателей и давал им пристанище, эту магию можно было почувствовать, имея хоть немного фантазии. Вряд ли это удавалось всем людям, которые тут находились, однако все, казалось, старались унести с собой впечатление от былых блистательных времен — хотя бы фирменную сумку магазина «Шекспир и компания» или записную книжку с соответствующим логотипом.

Роберт протиснулся мимо хихикающих молодых японок. Они держали в руках английские книжки и делали вид, что читают, в то время как пожилой японец в толстых роговых очках их фотографировал, невзирая на табличку, что фотографировать запрещается. Однако никто не отслеживал нарушителей, и даже веселый, немного заспанный студент за кассой, разговаривавший с характерным английским акцентом (очевидно, один из добровольных помощников, который получал здесь ночлег), оставлял без внимания такое неправильное поведение.

Роберт пробрался в дальний конец лавки и обнаружил там ведущую на верхний этаж деревянную лестницу. Сверху доносились звуки музыки, в одной из комнат наверху кто-то играл на рояле, Роберт узнал Дебюсси — «Послеполуденный отдых фавна». Роберт пропустил спускавшихся людей. Затем из любопытства сам поднялся наверх и повернул направо, откуда звучал немного расстроенный рояль. Пожилая субтильная женщина с белокурыми волосами до плеч сидела спиной к двери за старым фортепиано и играла, не обращая внимания на оглядывающихся в комнате людей, которые, походив туда-сюда, снова удалялись. Вызывающим безразличием ко всему, что ее окружало, она напоминала Джуну Барнс, подумал Роберт, покидая комнату, где играла пианистка.

Напротив лестницы находились еще две комнаты, где были выставлены антикварные книги. Там стояли старые столы со старинными пишущими машинками, рядом потертые диваны. На стенах висели выцветшие фотографии бывшего владельца с его дочкой, белокурой девочкой. В нишах лежали матрасы с накинутыми на них выцветшими покрывалами, когда-то, по-видимому, красными.