Николя Барро - Париж — всегда хорошая идея

Роберт засунул руки в карманы и с улыбкой ответил:

— И да, и нет. Я еще не решил окончательно.

И тут он объяснил почтительно внимавшей мадам Лоран, что действительно получил юридическое образование, но потом выбрал научную карьеру университетского профессора в области гуманитарных знаний, а в Париж приехал, потому что ему предложено на предстоящий семестр место приглашенного профессора в Сорбонне.

— Профессор-шекспировед — как чудесно! — воскликнула мадам Лоран.

— «Гамлет», «Укрощение строптивой», «Ромео и Джульетта»! «Меня перенесла сюда любовь, / Ее не остановят стены. / В нужде она решается на все» [63] Уильям Шекспир. Ромео и Джульетта. Акт 2, сцена 2. Пер. Б. Пастернака. , — продекламировала мадам Лоран, к ужасу Розали. Затем она кинула на Роберта многозначительный взгляд. — И вы еще раздумываете?

— Ну вот, можно и ехать! — сказала она. — На субботу мы приглашены к Марше. То есть, — прервала она себя, тихонько засмеявшись в трубку, — приглашена, собственно говоря, я. Для вас надо будет что-нибудь придумать.

— А почему вы сразу не сказали, что я с вами приеду? К чему эта игра в прятки? В конце концов, имею же я право узнать…

— Ладно, не будем об этом, — перебила она его. — Не так-то просто объяснить все по телефону. Услышав, что вы хотите приехать, он бы, чего доброго, сразу же отменил приглашение. Макс Марше всего несколько дней как вернулся домой и, уверяю вас, вовсе не горит желанием познакомиться с вами. Тогда он сказал буквально, что надеется никогда не повстречаться с этим сумасшедшим.

— Могу себе представить. Если вы рассказали ему такую же жуткую историю, как вашему другу, то не приходится удивляться.

— Ну да, да. Оставим разговоры про моего друга, — отрезала она довольно нелюбезно. — Я только хочу сказать, чтобы вы были посдержаннее, хорошо? Этого старика не так легко обаять вашими чарами, как мою мать.

Он хотел было что-то ответить, но не успел, она уже положила трубку. Он усмехнулся. Обаять Катрин Лоран было действительно гораздо легче, чем ее строптивую дочь. Мадам Лоран слушала его с величайшим интересом, в то время как Розали с откровенно скучающим видом теребила свою косу и вообще не принимала участия в разговоре. Очевидно, из чистого духа противоречия. Просто удивительно, до чего не похожи мать и дочка — и не только в том, что касается наружности. По-видимому, темноволосая Розали с ее иссиня-черными глазами уродилась в отца.

Хотя Роберт и предпочел бы прогуливаться по берегу Сены в обществе одной только Розали, он все же был благодарен мадам Лоран и ее предусмотрительно-проницательному материнскому взгляду за две вещи. Во-первых, для нее вообще не вставало вопроса, следует или нет профессору-шекспироведу оставаться в Париже в качестве приглашенного преподавателя. И второе — что ему еще больше пришлось по душе — это то, что она видела в нем подходящего жениха для своей дочери, хотя та сама этого еще и не поняла и под конец принялась что-то там лепетать про Рене, с которым у нее в следующую пятницу должен состояться разговор по скайпу.

— Оставайтесь, мсье Шерман, — шепнула ему при прощании мадам Лоран. — У моей дочери непростой характер, но сердце у нее золотое.

Подъезжая в субботу около четырех часов дня к белой вилле с темнозелеными ставнями, женщина с золотым сердцем заметно нервничала. Да и Роберт тоже почувствовал, как им овладевает некоторое волнение. На коленях у него была большая кожаная сумка, в которой лежали обе рукописи. Что ожидает его в этом доме? Было ли в жизни матери что-то такое, о чем она ему не сказала?

Розали резко нажала на ручной тормоз и с чувством выдохнула:

— Ну вот! Начинается самое интересное. On y va! — сказала она и кивнула Роберту. — И, как договаривались, объясняться предоставьте мне.

— Понял. И не надо повторять это каждые две минуты.

Они вышли из машины. Гравий скрипел под ногами, было тепло, и пахло травой. Издалека доносилось гудение газонокосилки. Где-то чирикала птичка. Совершенно нормальная сентябрьская суббота в Ле-Везине с теплом уходящего лета.

Перед темно-зеленой дверью они еще раз переглянулись. Затем Розали протянула руку и позвонила в медный звонок на стене рядом с дверью.

Изнутри дома донеслось звонкое динь-дон. Затем послышались легкие шаркающие шаги и постукивание костылей.

Макс Марше отворил дверь. Волосы его были аккуратно зачесаны назад, бородка подстрижена. Лицо писателя показалось Роберту похудевшим по сравнению с его фотографией в книге. Глаза глубже запали в глазницы, пережитые испытания последних недель отразились на его внешности.

— О, вы, оказывается, вдвоем? — Макс посторонился, пропуская гостей вперед.

— Да. Простите, я не знала, как объяснить вам по телефону, — сказала Розали. — Это Роберт, мой друг… Не так давно мы… И вот мы хотели с вами…

Она запуталась, и Роберт увидел, как на лице Макса промелькнула улыбка.

— Не волнуйтесь, Розали, все хорошо. Не нужно никаких объяснений. Я и так вижу, хотя в последнее время зрение у меня стало хуже. — Он одобрительно посмотрел на Роберта. — Разумеется, ваш друг будет для меня желанным гостем.

Роберт видел, что Розали хочет что-то возразить, но старик уже отвернулся и, осторожно переставляя костыли, направился в сторону библиотеки. Большая раздвижная дверь гостиной была отворена, и на террасе виден был накрытый стол под большим белым зонтом.

Марше вышел на террасу и позвал их за собой:

— Venez, venez! [64] Идите, идите сюда! (фр.) Пирога на всех хватит. Извините меня, но я должен присесть. Ноги еще меня плохо носят. Розали, вероятно, рассказывала вам, какая беда со мной приключилась.

Со вздохом облегчения Марше опустился в плетеное кресло и приставил костыли к столу.

Они нерешительно последовали за ним. Роберт со значением посмотрел на Розали, но она только пожала плечами и бросила что-то невнятное, Роберт понял это как «сейчас, подождите».

— Так вы, значит, Роберт. Вы американец? — благодушно спросил Марше, когда все уселись за стол.

Его взгляд был обращен на Роберта, который расположился напротив, и тот не мог не признать, что этот крупный, бородатый, довольно беспомощный в настоящее время старик по первому впечатлению выглядит заслуживающим доверия.

В растерянности он бросил взгляд на Розали, которая сидела посередине и не произносила ни звука. Похоже, придется ему самому взять слово.

— Да, совершенно верно. Я Роберт. Роберт Шерман.

«Господи! — мелькнуло у него в голове. — Заявил о себе, точно какой-то Джеймс Бонд собственной персоной!» Он внимательно посмотрел на сидевшего напротив хозяина, но у того на лице никаких чувств не отразилось.