Ринат Валиуллин - Кофе на утреннем небе

– А друзья где?

– По домам. Что-то не вдохновляет дружба. А может, я плохой друг. Звоню им всё реже, вижу их только на рыбалке. А сейчас мёртвый сезон. Кстати, ты там подругу себе не нашёл? Африканочку.

– Нет. И без них хорошо было.

– Без женщины разве может быть хорошо?

– Может, если ты её не любишь.

– Философ.

– Чай поставь, я завтра буду.

Волнение моё было не по теме, ни в русле событий ни в венах рек. Я снова алисил. Всё надуманное, она снова пыталась повлиять на меня, на отца, на время и главное – на себя, раз за разом убеждая собственные чувства в том, что они ошиблись. Я всё чаще разговаривал сам с собой. «Одиночеству тоже нужен собеседник», – успокаивал я себя. Скоро зашёл Томас.

– Ваше издательство! – поклонился он манерно и протянул мне свою руку. Он был свежевыглажен, свеж, щетинист и бодр. Скорее был больше похож на доктора, чем на писателя.

– Привет! Чай? Кофе? – пожали мы друг другу руки.

– Водки.

– Катя, принесите нам водки, – сказал я по селектору секретарше.

– Водки нет.

– Как нет, я же просил завести.

– Заводили, не прижилась.

– Я же пошутил, кофе достаточно, – улыбался Томас.

– Я тоже. Хорошо, тогда кофе, – поделил я две реплики между Катей и Томасом.

– Присаживайся, что ты стоишь? Спокойно поговорим.

– Может, мне хочется говорить беспокойно. Ты всё время тянешь меня в какой-то покой, в какое-то своё пенсионное болото, разве ты не понимаешь, что в покое что-то есть от покойника? Ты словно пыль на подоконнике, которая ляжет успокоившись и лежит, сколько её не слизывай. Ты всё время ссылаешься на дела, разве ты не понимаешь, что в конце концов все дела станут поделками? Часы-то тикают.

– Ты хочешь, чтобы я тоже поднялся? И тогда мы поговорим стоя, как деловые люди в бистро.

Глаза мои, вспомнив про обед, невольно посмотрели на часы на руке.

– Вот-вот, смотри внимательней. Они ходят, пока мы стоим на месте.

– Понимаю, на руках те же стрелки, что и на брюках, – абстрагировался я.

– Что-то взгляд у тебя сегодня талантливый очень. Изысканный какой-то.

– Я вообще грустный всегда.

– Да, ладно. С чего бы это?

– Извини, – не успел я ответить ему, так как зазвонил мой телефон. – Посмотри пока новости, – звонил мне бухгалтер, а это минут на двадцать. Пока он выводил необходимые цифры в сметах, я невольно поглядывал на Томаса, который листал недавно вышедшую книгу под его авторством, порою морщась, видимо, из-за неточностей, встреченных в тексте. На его лице было написано: «Здесь можно выразиться лучше, было бы». Телевизор лицо писателя не интересовал.

– Ну что там, интересного? – отпустил я бухгалтера и повесил трубку.

– Всё как обычно. Все хотят мира, но при этом готовятся к войне. Мне больше понравилось, что мужик упал с восьмого этажа: и голова цела, и ни царапины. Был мертвецки пьян, – сообщил мне новости о новостях, что передавали по ящику, Томас. Он всё слышал.

– Счастливый.

– Подсознательное – это то, что спасает сознание. Надо развивать в себе подсознательное.

– Как этот мужик?

– Нет, я столько не выпью. Текст надо будет подправить. Есть ошибки. Я посмотрю ещё, – закрыл он свою книжку и положил на стол, чтобы та его больше не касалась, по крайней мере, сейчас.

– Ну, ты перфекционист.

– Я нет, читатель – да.

– Салют, амиго! Как дела? – позвонил я своему старому товарищу, с которым ездили летом на рыбалку.

– Погода прекрасна, но всё равно чего-то не хватает.

– Как правило: ему – её, ей – его.

– Да. Ты всё знаешь.

– Может, тогда в бар сегодня?

– Я пас. Я устал пить, – ответил он мне.

– Пить?

– Жить.

– Что так?

«Вот и хорошо», – подумал я про себя. – «Весь вечер слушать по очередному кругу твои рассказы про армию утомительно. Пусть всё будет так, как ты не хочешь».

– Обстоятельства безвыходные, оттого что всё надоело.

– Как бы у меня ни обстояло, я без выходных не могу.

– Тебе легче.

– Ладно, скоро весна. Как обычно, в Карелию. Готовься, Вовчик.

– Да, весны не хватает. Я всегда готов. Рыбалка – это моё всё.

«Где же всегда, сегодня ни черта ты не готов». Нельзя со мной на автомате. Я представил его, пялящегося сейчас в экран, в график своей прибыли по шкале Форекса. Бездумно подставляет слова мне в ухо. Разве так можно? Вот так кончаются друзья, как вино в бокале. Они становятся сослуживцами, одноклассниками, приятелями, неизвестно кем ещё, но только не друзьями. Раньше я считал, что дружба – это то, что не кончается. Своего рода бутыль, из которой можно пить бесконечно, в любой момент, в любое время дня и ночи достанешь из буфета, нальёшь стопочку, опрокинешь, сразу тепло по всему телу и легче на душе. А тут какой-то густой ликер, рюмку которого я выковырял с трудом. Всё. Пусто. Осталась только бездушная стеклянная форма. Я положил трубку.

На небе был полумесяц, в часах полночь. Все таращились в ночь. Не я один рыскал в поисках своей второй половины. Я зашёл в какой-то уютный бар. Внутри всё залито флиртом. Мужчины в эту ночь хотели полюбить женщин, женщин не устраивало на одну. Из первых никто не знал, что надо сказать, чтобы она дала сразу, без стихов (хотя этого дерьма у меня было достаточно), без букетов из задрипанных комплиментов. Все понимали, что нужен любовный плевок, я никогда не умел делать этого. Не всё, что я видел, хотелось потрогать, не со всеми поговорить, некоторые внушали отвращение сразу, некоторые потом. Кого я хотел бы видеть каждый день, и в чьей тени прятаться ночью? Да, пожалуй, ни в чьей. В силу обстоятельств, взаимности, сна, желание проходило само собой либо оно было слеплено из дерьма. Когда мне надоела публика, я рассматривал фото французской гордости, висящее над моим столиком, мысленно отправляя себя в Париж, но чувствуя задницу в Петербурге. Я пил, голова тупела и заполнялась ватой. Будто её задачей было стать в конце концов подушкой на эту ночь.

– Может, сыграем в бильярд, – подвели меня ноги к столику, за которым сидела в меру залитая лаком и вином женщина. Она сидела давно, я не смотрел в её сторону, потому что ещё полчаса назад она мне не нравилась.

– Ты же меня не знаешь совсем, – попросила она огня, воткнув сигарету в губы.

– Это и лучше, неизвестность всегда влекла новизной, – положил я свой взгляд на её губы.

– Они созданы для другого, – заметил я вслух, всё ещё медля с огнём. – Может, махнёмся?

– Чем?

– Меняю твою сигарету, на мои поцелуи. – «Не волнуйся, я не собираюсь с тобой целоваться, так ляпнул без всякого злого умысла».

– Шустрый, давай для начала бильярд. – «Целоваться с тобой я не буду. У тебя на лице написано, что женат. Встречаться с женатым всё равно, что брать в аренду».