Ринат Валиуллин - Кофе на утреннем небе

«Ты в одном углу мира, я в другом углу дивана, у нас были разные книги, но одни мысли. У тебя во рту шариковая ручка, иногда ты смеёшься, и на твоих щеках появляются ямочки, в которые тут же хочется засадить поцелуи, и я в задумчивости. Мы вдвоём сидим дома, дома тоже бывает скучно, ты даже зевнула, как выброшенная на берег рыбёшка, я заразился и протянул руку, чтобы найти твой второй размер, полагаю, он соответствует размеру моего мозга в возбуждённом состоянии. Ты для меня так близко, так же как недосягаема для самой себя. Полдивана от гениального до простого».

Уже находясь рядом со станцией, неожиданно быстро Максим получил ответ:

«Я никогда от тебя не уйду, можешь даже не вздыхать на эту тему».

Он оторвал счастливый взгляд от экрана телефона и вздрогнул. На входе в метро лежала гадюка, извивалась и фыркала, люди боялись входить, многие поворачивали обратно, видя в этом дурное знамение. В моих венах застучал метрополитен, побежали электрички адреналина, по коже автомобили озноба, в голове самолёты мыслей, страх скакал галопом, страх оседлал радость, товарняком бытия прямо по мне, но не гадюка меня напугала: «Неужели жена всё знает? Чёрт, как паршиво, как неудобно». Остановился я в метре от змеи, которая уже оказалась на сооружённой плотным людским кольцом сцене. Не то чтобы я был змееловом, нет, я просто был в своей теме и пресмыкающее с ядом в пасти меня абсолютно не интересовало. Неожиданно рядом со мной возникла девушка в форме. Сапогом шмяк, шмяк, раздавила башку змее, та выплюнула кишки. Кто-то даже захлопал. Потом ловко ногами сдвинула тело гадюки, которая на поверку оказалась миногой, в сторону от прохода.

– Расходитесь, товарищи, концерт окончен. Молодой человек, – обратилась она ко мне, – вас это тоже касается.

– Пожалуй, вы правы, придётся расходиться, – гнал я от себя образ обиженной жены. Змея со змеёй вряд ли бы так поступила. Я подумал, что это ядовитый знак. В общем, променял метро на автобус. Но прежде хотелось продышаться и прогуляться по парку. Иногда это было просто необходимо, чтобы разогнать тучи над собой. Необходимо было понять, чего я боюсь больше: предстоящего развода или надвигающейся свадьбы. Я купил зачем-то мороженое и не заметил, как съел его.

«Если бы в жизни всё прояснялось так же быстро, как и на небе», – с этими мыслями сел в автобус, который шёл в центр. Меня укачивало, морская болезнь накатывала девятым валом: вчерашнее вино и недавнее мороженое. «Эту бочку оно не заткнуло, зачем было его в себя толкать». Необдуманные поступки часто отталкивают людей. Женщина от меня отвернулась: «Ещё бы, человечество дышит моим перегаром, я источал Испанию», – от бесчувствия юмора стебался я сам над собой. Попытался читать книгу в телефоне, дергался экран, как глаз: «Видимо, ему не понравился мой утренний лик, а кому он мог понравиться, после такого количества вина, после такого количества женщины красивой, с которой недавно слез. Мир мог смотреть на меня осуждающе, если ему ещё не всё равно, хотя все молчали, видимо, сегодня была среда, рыбный день», – путались мои счастливые мысли, хотя я не склонен был их сейчас систематизировать, дни в недели, недели в годы, недосыпание в выходные, пусть жалуется на меня погода, если я с чувствами передозировал, если не увидел я элементарного, когда обстоятельства держали меня за яйца, я не прошёл мимо судьбы, натыкаясь на людей как на препятствия, о они мне о нелюбви – хорошо, я им тогда о спаривании». Мне скорее хотелось выйти на мраморную широту набережной, где я мог спокойно залить похмелье Невой. Однако автобус не торопился, словно после весенней простуды он хрипел двигателем и коробкой передач всякий раз, когда водитель переключал скорость, он, звеня шестерёнками, словно собирал слизь, накопившуюся в горле его трансмиссий, а потом выплёвывал и успокаивался.

Я держался за поручень. Окно смотрело на меня осуждающе. Уши, как обычно, ловили на свою волну всякую потустороннюю чушь:

– Девушка, можно с вами познакомиться? Как вас зовут?

– Долго, – ответил женский голос.

Я невольно оглянулся, и упёрся в голубые глаза высушенного парня. Войска розовых угрей атаковали приятное лицо. На его скелете висели джинсы и красная рубашка навыпуск. Он был настолько худ, что казалось – даже глаза его были костлявы. Девушку я разглядеть не успел, мой фокус поймал только синий отрез её платья, который уже подхватил летний ветер и вывел на улицу. Парень выскочил вслед за ней.

– Дайте мне пройти! – отвлёк меня от пары высокий женский голос.

– Проходите, кто вам не даёт, – ответила ей большая дама, не сдвинувшись ни на дюйм.

– Никто не даёт, – ткнул её огрызнувшись всё тот же голос.

– Бедная. Что же вы сразу-то не сказали? – ужалила маленькую бойкую женщину дама, окатив её брезгливым взглядом, словно та была шестёркой в её колоде. Я тоже невольно улыбнулся и прошёл в середину салона. Снова положил глаз на окно. За ним волочился XVIII век. Его архитектура была логична, принципиальна и фотогенична. Мои локаторы переключились на двух девушек, которые сидели перед моим окном:

– Посмотришь вокруг, все люди как люди.

– А ты?

– А я не выспалась.

– Люди – одинокие психи: то тепла души им не хватает, то холода авантюры не хватает – это их форма существования.

– А наша?

– Веселье. Что за грусть на твоих ресницах?

– Да так.

– В чём проблема?

– Почти тридцать, а ещё не замужем, – «я бы даже двадцати пяти не дал», оценил я про себя.

– Женщины всё время торопятся: некоторые выходят замуж до того, как станут по-настоящему красивыми.

– Почему всё так плохо?

– Потому что ты неправильно ставишь вопрос. Надо спрашивать себя: «Отчего всё так плохо?»

– От чего?

– От противного.

– Даже если я его люблю?

– Теперь плохой ответ.

– Ни в коем случае не показывай ему своей любви, не позволяй ему манипулировать тобой. Знаешь, как это бывает – через нежность, через сострадание.

– Догадываюсь.

– Нежность нужна в постели, а не в отношениях. Как это было у меня с одним. Влюбилась в мужчину, а потом оказалось, что мужского не так и много в человеке, так, ещё одна подруга. Хорошая подруга.

– Понимаю. Я никогда не была хорошей девочкой, но и плохой стать тоже не получилось.

– Дай пройти, – пищал кислым дыханием потный красный мужичок. «Что надо было такого съесть, чтобы так отравлять атмосферу?» – убрал я свой нос и снова воткнул его в «Шанель» одной из девушек.

– Не слышишь, что ли? Надела наушники и ни черта не слышит, – огрызался он, когда уже подобрался к двери.

– Молчи, урод, – пробасил другой мужской голос за весь автобус.

– Мне выходить, – отвечал кислый. «Вонь отсюда!» – заулыбался молча мой мозг.