Георгий Турьянский - MOSKVA–ФРАНКФУРТ–MOSKVA [Сборник рассказов 1996–2011]

— Это сколько же стоит? Ёлки, это же кожа! — он посмотрел на меня с удивлением и фальшиво запел. — Я, тебе, конечно, верю. Я и сам трендить умею… Я и сам всё это видел… Это наш с тобою секрет.

— Тогда включите телевизор и послушайте новости, — ответил я, надеясь, что уж теперь они разом протрезвеют и начнут шевелить мозгами.

Сколько мы не щёлкали ручкой, кругом шёл балет «Лебединое озеро», и Саша, покачав головой, снова полез в кровать. Он отвернулся к стенке и накрылся одеялом с головой.

— Это. Надо ящик выключить. Человеку, это, плохо, — сказал понимающе Лёша и кивнул на батарею пустых бутылок у окна, а потом на соседа. — Давай выйдем в коридор.

Мы вышли.

— Ну, как там? Где ты был то, говоришь? — продолжал Лёша, не сводя глаз с папки.

— В Швейцарии.

— Всегда путаю.

— Там кто живёт, шведы или эти, швейцары?

— Швейцарцы.

— Швейцарцы-то чистоплюи, наверное? Чистят там дорожки, метут, это, с утра до вечера, да?

— Конечно.

Мы помолчали, Лёша оторвал взгляд от папки и воздел его к небу.

— А я только из дому, из деревни, на Савёловский вокзал вчера пошёл закупиться, мужик у ларька весь в блевотине лежит. И ничего, спит. Довольный такой, это, улыбается себе в углу, такой, это, сопит. У буржуёв такого нету, да?

Я подтвердил, что такого там не видел. А даже наоборот, видел, как платформы на вокзале не только метут, но и моют специальным шампунем. Потом я протянул папку.

— Это тебе на память. Спасибо, что поверил.

Он взял папку в руки с благоговением, словно икону, подул на обложку, медленно открыл.

— Тут и ручка! И бумага! Ого. Ты мне теперь брат! Ну, к нам зайдёшь? Чайку долбанём? Или пора тебе?

— Пойду, и без того разбудил всё общежитие, — ответил я.

— Да, ничего, — Лёша приоткрыл дверь, собираясь за ней скрыться, — сейчас тоже хочу пойти прилечь. Голова болит, как будто всю ночь сапогами били.

Он сильно, несколько раз ударил себя кулаком по макушке и по лбу, словно наказывал голову за вчерашнее. Потом стал рвать вихры и оторвал целый клок. Вдруг какая-то мысль осветила его лицо, он снова вышел в коридор:

— А шампунём — это буржуи зря, — Лёша говорил, смешно выговаривая некоторые слова, и делал ударение в слове «буржуи» на букве «и», а в слове «шампунь» на «ё». — Шампунём надо, знаешь, это, волосы мыть, а не вокзал.

С этими словами он окончательно исчез, а я поехал домой.

Около 22:35к Дому Советов РСФСР подошла танковая рота Таманской гвардейской дивизии. Прибытие 10–ти танков под командованием майора С. Евдокимова было встречено ликованием многих тысяч москвичей, скопившихся у резиденции российского руководства для его защиты от возможного штурма. (Из сообщений СМИ)

— Так и у нас будет, мама:

Трактором будем пахать,

А кулаков проклятых

Вытурим за порог. —

Мать грустным ответила взглядом:

— Не лезь на рожон, сынок.

С. Щипачёв Из поэмы «Павлик Морозов»

20 августа

Следующий день я провёл гораздо более осмысленно. Учитывая ошибки 19–го августа, я решил в общагу не ходить, а с утра пораньше поехать в город. Никто меня об организованном сопротивлении не информировал и не звал на баррикады. Получилось как-то само собой. Как бы то ни было, я и по сей день думаю, что совершил тогда осознанно единственный в своей жизни гражданский поступок.

Я поехал по известному уже маршруту до станции метро «Баррикадная», вышел на площади Восстания и направился в город.

Шёл я вовсе не к Верховному Совету РСФСР, а куда-то наобум, в противоположную сторону от этого примечательного дома. Российский Верховный Совет располагался в высоком, белого цвета здании с закруглёнными углами. На самом верху, на крыше помещается башенка в форме куба, а на кубе — часы. Башенка выглядит несуразно маленькой, словно бы архитектор был не в ладах с понятиями о пропорциональности. Москва вообще-то сплошь уставлена такими архитектурными произведениями с несочетающимися деталями и несоразмерными элементами. Это и есть пресловутый московский архитектурный стиль. Так что Верховный Совет или Белый дом — строение вполне московское.

На одной из улиц я с удивлением обнаружил танки. Танки ревели моторами и не двигались с места. На броне сидели и стояли москвичи и разговаривали с солдатами. То, что происходило в городе, стало мне приблизительно понятно.

Танкисты получили приказ войти в город, но дальнейших приказов начальства не имелось. Командир танковой колонны, стоял возле головной машины и пытался успокоить публику вокруг. На нём была необычная для моего глаза полевая форма, знаки различия едва проступали. Казалось, колонна только что вышла из глубокого леса. Когда начальник колонны куда-то собрался идти, я решил открыть рот.

— Вы же понимаете, что вам дали указание воевать со своим народом, — не очень умно обратился я к нему.

— Приказа воевать с народом нам не давали, — парировал военный.

— А какой приказ? Убивать? Фашисты! — закричал один пожилой, истеричный гражданин в очках.

— Мы ждём дальнейших приказов. Но приказа стрелять нет. Успокойтесь!

Объяснив мирным гражданам свои намерения, военный побежал вдоль колонны. Я воспользовался моментом и тоже вскарабкался на танк. Едкий синий дым дизельного мотора окутывал башню, дышать было нечем, глаза у меня сразу заслезились. Из люка на башне торчал человек. Лицо его казалось суровым, глаза были совершенно красными от дыма и слёз. «Наверное, это командир танка, — подумал я, — как он только тут не задохнётся?»

— Смотрите, он плачет, — сказал голос рядом со мной.

В толпе стали показывать пальцами на человека в люке.

— Плачет, значит, нам сочувствует. Армия с народом! Они хорошие ребята! Армия с народом! — послышались снизу сквозь рычание моторов нестройные голоса.

— С вами тут заплачешь! — злобно ответил плачущий танкист, продолжая вглядываться красными глазами в окутанное дымом будущее. Взор его оставался суровым.

Тогда произошло непредвиденное. Истеричный гражданин влез уже на танк, он сзади подкрался к плачущему танкисту. Затем выскочил, резко схватил того за грудки и попытался вытащить из танка. Толпа замерла.

Танкист не растерялся. Он сам вылез из люка, встал на броню и решительно двинул гражданина кулаком в челюсть. Потом поймал нападавшего и за шиворот, как котёнка, спустил на землю. Тогда он с большим достоинством устроился опять в люке. Уже с асфальта гражданин кричал: «Фашисты!» и искал на дороге очки. Больше с танкистами никто не спорил, и дискуссия сама собой утихла.

Я подивился ловкости военного и тому, что всё сделано было им выверенными движениями, почти автоматически, будто наши строевые части только тем и занимаются на своих учениях, что отрабатывают данное упражнение. Несмотря на то, что боевой приём мне очень понравился, я лишний раз укрепился в моём предубеждении перед службой в армии.