Георгий Турьянский - MOSKVA–ФРАНКФУРТ–MOSKVA [Сборник рассказов 1996–2011]

Вечер прошёл сносно. Защитникам раздавали еду и питьё. Из кооперативных кафе, ресторанчиков, булочных привозили горячее питание. Помню, мне достался вкусный пирожок с капустой.

Потом прошёл небольшой парад. Генерал Кобец, руководивший обороной, обошёл цепочки, всматриваясь в лица. «Министр обороны идёт», — шептались в толпе. На генерале была отглаженная форма и штаны с лампасами. Генерал широко улыбался, как будто спутал ночь 20–го августа с днём Девятого мая. Я разозлился при виде главнокомандующего, такой у него был неуместный, официально — радостный вид. Я решил, что ему льстит дешёвая популярность. Сейчас я думаю, что эта улыбка стоила ему колоссального напряжения сил. После такого парада можно смело ложиться в больницу.

На крыльце здания установили громкоговорители, которые вещали о положении дел в Москве, о возможном передвижении войск. С крыши вниз, на живые цепочки направлены были лучи прожекторов. Кажется, прожекторов было два. Прожектора шарили по толпе, якобы с целью отыскать провокаторов. Иногда луч пробегал и по мне, ослепляя на мгновение.

Из репродукторов неслись обращения членов правительства РСФСР к народу, сообщали о подошедших на подмогу по Москве-реке пожарных кораблях. Эти корабли блокировали Дом со стороны набережной. Днём я обходил Белый Дом по периметру, и мне показалось, что там, с тыльной стороны, почти нет людей и защиты. Теперь дыру заткнули.

Из всей сумятицы было более или менее ясно, что в городе стоят Кантемировская и Таманская дивизии, говорили о возможном штурме здания силами дивизии Дзержинского. Вокруг телецентра в Останкино тоже происходило нечто непонятное, телецентр, как я понял, полностью заблокировала армия.

Однако перемещения соединений по городу не вызывали столько тревоги, сколько страх оказаться убитым из-за спины спецгруппой КГБ «Альфа». Никто не знал, когда начнётся штурм, только строили предположения.

На крыше здания должны были находиться вооружённые люди. И мне казалось, что при начале штурма будет выброшен десант с вертолётов на крышу. Одновременно начнётся штурм снизу. Этот момент я боялся пропустить.

Как объясняли нам организаторы обороны, проходившие по цепи, при начале штурма следует «пытаться отсекать автоматчиков». Идея отсекать автоматчиков казалась мне не только бредовой, но и бесполезной. Я надеялся, что автоматчиков всё же не будет. Армия, как я успел увидеть, почти полностью разложилась за день. Заставить их стрелять в безоружных, хотя и можно, но тяжело. Я представлял себе худшее, что, как в кино, в чёрных, одинаковых водолазках на нас с разных сторон набросятся люди, вооружённые ножами и бесшумными пистолетами. И можно попытаться схватить кого-то за штаны и завалиться с ним вместе на асфальт. Если же начнут бить из автоматов, рассуждал я далее, стоит сразу лечь на землю, поскольку толпа рассеется сама собой за минуту.

Ещё проходила запись или перепись защитников. Люди охотно давали свои фамилии и адреса, вписывали сами себя в списки. Я заявил, что никуда отсюда не уйду, но и фамилию свою никому не скажу, потому, что не знаю, кто переписывает и с какой целью. Свои шансы выбраться отсюда живым при начале штурма я оценивал, как невысокие, особенно если решу отсекать автоматчиков.

Я стал думать о родителях, о том, что необязательно создавать им проблемы, если меня здесь достанет пуля или раздавит мой знакомый танкист. При худшем раскладе, раненого или, не дай Бог, убитого меня, допустим, доставят домой. Кто-то увидит моё имя в списке, что тогда? Нет, если удастся отсюда вылезти, лучше, чтобы моё имя не фигурировало нигде.

Ведь вот, вызовут в первый отдел к знакомой по обмену тётке. Тётка, наверняка, уже опять покрасила экзему, я представил себе её лицо. И что я ей тогда скажу? Почему-то всегда меня судьба толкает к тем людям, от которых я пытаюсь убежать подальше. Начнутся звонки из деканата и угрозы отчисления из института…

К счастью для моей израненной совести, я не ушёл тогда с площади. Теперь, по прошествии многих лет, я могу твёрдо сказать, у меня имеется в жизни эпизод, за который мне не стыдно.

Не могу точно вспомнить, в каком часу приехал Шеварднадзе. Его машину сразу обступили люди. Зажглись софиты корреспондентов. Казалось, корреспонденты только и ждали, когда он появится. Шеварднадзе в ореоле яркого света прошёл в здание, а толпа аплодировала.

Я держался спокойно, то есть, просто держался. Цепочка ходила ходуном. Многие люди уже не стояли, взявши за руку соседа, а нервно переступали с ноги на ногу. Одному, из передней цепочки, стало плохо, он упал, и мимо меня его вынесли из толчеи. Иногда кричали вдалеке: «Диверсант, держи его. Не дай уйти!» После лёгкой паники с поимкой потенциального диверсанта всё успокаивалось.

Мой сосед слева нервно курил, притоптывая на месте. Я стоял, держа руки в карманах от холода и напряжения. Сосед слева обратился ко мне:

— Сдохнем здесь все. Куришь? — потом порылся в кармане и протянул мне папиросу. Кажется, это был «Казбек». — Давай перед смертью по последней.

Лица его я не видел. Когда он зажёг спичку, я увидел глаза, которые выражали тоску оленя, идущего навстречу охотнику и знавшего, что его ждёт.

Я выглядел, наверняка, не лучше. Сосед протягивал мне смятую, с высыпавшимся табаком, папиросу. Я промямлил что-то вроде «спасибо», взял и не убрал её в карман, хотя и не курил. Мне совсем не хотелось умирать или представлять свою собственную смерть. Я крутил «казбечину» в руке, не зная, что с ней делать. А вдруг, эта круглая, мятая бумажка и есть пропуск на тот свет?

Сосед не дал додумать.

— Щас танками пойдут, — сказал он, — Слышишь? Теперь молись.

Я прислушался. Звук вдали был такой, словно начался футбольный матч. Кричали истошно. Но именно крик, а не гул стадиона. То есть, судя по силе крика, людей было не очень много.

Около часу ночи произошли роковые события той ночи. Со стороны Садового кольца раздались первые выстрелы.

Вдруг в воздухе стали видны следы трассирующих пуль, с небольшим запозданием послышался стрекот автоматов. Наша импровизированная радиостанция на крыше передала, что колонна из нескольких БМП и танков собралась перед американским посольством и двинулась по направлению к нам. Теперь я понял две вещи. Первое, я глупо полагал, что штурм начнётся возле самого здания Правительства. А на запруженные троллейбусами улицы и сидящих там ребят смотрел, как на несерьёзную декорацию. Но бронетехника должна была сперва подойти сюда, прорваться к нам. Значит, это они, те, что жгли костры вдоль дороги, принимали сейчас на себя первый удар. Второе, мои наивные мысли, будто бы армия разложилась и на штурм не пойдёт, оказались неверными.