Георгий Турьянский - MOSKVA–ФРАНКФУРТ–MOSKVA [Сборник рассказов 1996–2011]

Дверь захлопнулась. Мы уходили побитые.

— Какая муха ЦЕЦЕ его укусила? — сказал Левончик, ни к кому не обращаясь.

Мы угрюмо пожали друг другу руки и расстались. Так, на грустной ноте закончилась история нашей поездки по обмену.

Во время нашей стоянки в бухте Голода огнеземельцы дважды появлялись и досаждали нам… В первый раз были даны выстрелы из нескольких пушек, пока туземцы были ещё далеко. Чрезвычайно смешно было наблюдать в подзорную трубу, как индейцы каждый раз, когда ядро ударяло по воде, хватали камни и, как бы отважно принимая вызов, кидали их в направлении корабля, хотя до него было мили полторы!

Чарльз Дарвин: «Путешествие натуралиста вокруг света на корабле „Бигль“ »

19 августа

О девятнадцатом августа 1991 года написаны уже горы книг. Их будет ещё больше, в этом у меня нет сомнений. Поэтому историкам понадобятся новые источники и новые свидетели эпохи, ранее не упомянутые. А где их, спрашивается, брать?

Облегчим задачу историкам и предоставим им возможность прочесть хронологию того дня, записанную мной, живым очевидцем событий.

Итак, я вернулся из поездки по Швейцарии 16 августа с кучей подарков и в хорошем настроении. Вскоре начинался учебный год, и настроение стало потихоньку падать. Вопросы моей дальнейшей жизни так и остались без ответов. Я не собирался оставаться в институте, а в перспективе работать в закрытом учреждении на оборону страны. Куда идти, я не знал. Жить так больше не хотел, но и денег на самостоятельную жизнь не имелось. Я уже побывал в двух или трёх институтах, зондируя почву, возьмут меня там или нет? Брать никто меня не хотел. Отчисление из института означало попадание в первый же призыв на два года в Вооружённые Силы. Я уже давно не видел дороги впереди, а продвигался по жизни по инерции и всё больше ощупью.

Когда радио сообщило о том, что Горбачёв болен, а всю полноту власти забирает себе некий «Комитет по Чрезвычайному Положению», никаких иллюзий или недопониманий ни у меня, ни у родителей не было. Это был конец неумелым горбачёвским попыткам спасти наше неспасамое государство. Помню, что мама прибежала из кухни, где у нас стоял радиоприёмник, с испуганным лицом. Помню её крик: «Переворот! Горбачёва сняли!» Так начиналось 19 августа.

Стало известно, что Горбачев, отстраненный в ночь на 19 августа от власти ГКЧП «в связи с неспособностью управлять государством из-за состояния здоровья», находится под домашним арестом. Потом оказалось, что под домашним арестом он находится на даче в Крыму. Потому что в СССР после смерти Сталина существовала традиция избавляться от надоевших руководителей-реформаторов, вроде Хрущёва, изолируя их на даче, подальше от Москвы. Так всем стало понятно, что в стране произошёл путч.

9:30в Москве началось передвижение отдельных военных колонн — армейских грузовиков, БТР, танков. В пресс-службе президента СССР Михаила Горбачева сообщили, что они работают по обычному графику. Никакой военной активности в Кремле и вокруг него не наблюдается. Лишь на отдельных магистралях стоят военные регулировщики. Стало известно, что Российское телевидение блокировано, его передачи в эфир не выйдут. (Из сообщений СМИ)

Помню, что родители куда-то ушли. Скорее всего, на работу. Куда ещё они могли пойти в столь знаменательный день?

Я лежал на диване и не мог пошевелиться. Диван был покрыт уютным зелёным пледом. На таком пледе приятно лежать, им приятно укрываться. Я лежал и смотрел в потолок. Телевизор я не смотрел, радио не слушал. Вернее, слушал и смотрел. Но по радио бормотал какую-то чепуху «Маяк», а по каналам телевидения передавали «Лебединое озеро». Я выключил приёмник и впал в состояние апатии.

Я думал о том, что всему хорошему приходит конец, что я всё-таки успел съездить заграницу. Горбачёва было жалко, но не очень. Почему-то я верил, что его не убьют и не посадят. Я рассуждал примерно так: Горбачёв сделал свою карьеру политика во времена брежневские, следовательно, умел «прогибаться», врать в глаза и ловчить. Значит, наверное, выкрутится и на сей раз, подпишет, что ему прикажут. Зачем его тогда убивать? Страшнее было за резкого и грубоватого Ельцина, за больного шепелявого старика Сахарова с его наивными идеями конвергенции капитализма и социализма, за Собчака, за Старовойтову. Вот как раз людей умных, прямых и честных, наивных романтиков новая жёсткая власть пощадить не должна была.

Когда я отлежался, то решил поехать в общежитие института, чтобы с кем-нибудь поговорить и посоветоваться, как быть дальше. Сев на автобус, я уставился в окно и приготовился к наблюдению пейзажа, который за пару лет хорошо уже успел изучить.

Обстановка в автобусе была нервозная. Ещё больше нервозности прибавилось, когда автобус стал пересекать кольцевую автодорогу. Дело в том, что кольцевой автобан вокруг города был перекрыт для движения. А на проезжей части стояли танки. «Танки, танки», — послышались отовсюду приглушенные голоса пассажиров.

Приехав в общежитие, я не пошёл к Ивашкину. Кто знает, злился он на нас ещё или нет, и какие у него на сегодня планы. Общежитие стояло полупустое, студенты приезжали позже: к началу сентября. Я с трудом отыскал в одной из комнат две живые души: Лёшу и Сашу. Поглядев на их усталые лица, я понял, что разговор у нас будет долгий: судя по всему, легли они спать пару часов назад или вообще не ложились. Обычно такими я их видел перед экзаменами, когда инстинкт самосохранения побеждал остальные инстинкты, и за одну ночь они впервые знакомились с материалом семестра.

— Вы не спали, что ли? — спросил я.

— Тут уснёшь! — глядя злыми глазами на соседа, ответил Саша и сел на кровать.

— И что вы думаете обо всём случившемся? В город надо ехать, — продолжал я.

— В пивняк? Я ж не железный Феликс, я поспать сперва хочу, — бормотал Саша с кровати.

— Ты, это, скажи, стряслось чего? — Лёша выглядел и разговаривал более связно, чем его сосед.

— Вы что, не знаете ничего?

До меня дошло, что Саша с Лешей не в курсе последних новостей. Услышав от меня, что в стране, якобы случился переворот, а сам я вернулся на днях из Швейцарии, оба мне не поверили, стали устало смеяться, думая, что им подбрасывают шутку, которую они раскусили.

— Может налить тебе? У нас ещё есть, — пригласил Лёша за стол. — Жажда замучила.

В доказательство своих слов Лёша расстегнул рубашку на третью пуговицу сверху. Я отказался. Вместо того, чтобы сесть за стол, я достал кожаную папку с буквами UBS, которую получил в подарок в Базеле.

— Подарю тому, кто мне поверит, — сказал я.

Саша остался к папке равнодушен, зато Лёша буквально вцепился в неё глазами. Жажда знаний сочеталась в нём с жаждой вообще.