Дарья Бобылёва - Сборник произведений

— Чтобы конфликт пресечь, — приосанился участковый. — Вы шумите и энергии распространяете. Из-за вас йог внизу в бочке сидит. А у поэтессы…

— Наша квартира, что хотим, то и делаем, — хором сказали граждане. — Хотим — деремся, хотим — балет смотрим!

— Балет — это хорошо, — одобрил Водогреев. — А вот драться зачем?

— Жрать потому что очень хочется, — грустно ответили мужички. — Отбивных хотим… котлет… пирогов домашних… А эти нам сквозь вентиляцию запахи пущают! А мы голодные сидим! Озвереешь тут!

— Кто пущает? Какие запахи? — не понял Водогреев.

— Эти, сверху, понаехавшие! — наперебой закричали мужички. — Да ты понюхай!

Водогреева проводили на кухню. Там пахло и вправду умопомрачительно — и мясом, и пирогами, и заморскими приправами, и даже жареными осьминогами. Пахло так сильно, как будто все это было прямо здесь, на плите. Обитатели квартиры громко сглатывали слюну и тихо матерились. Водогрееву тоже вдруг мучительно захотелось есть, есть вкусно и много, и от невозможности осуществить это желание захотелось кого-нибудь стукнуть.

— А у нас только пельмени мороженые и кетчуп, — пожаловались мужички. — И водка. Ну и картошка где-то была, только она проросла давно и скуксилась.

— От меня жена ушла, — сказал тот, которого возили по полу. — А она знаешь как готовила! Да я б за каждую ее отбивную родину продал!

— Не трожь родину, — строго сказал спущенный с лестницы.

— Вот, жена, значит, ушла, а братья меня поддержать приехали. А ведь пока была жена-то, на кухне ее пирогами пахло, отбивными, котлетами там, цыпленком табака… А как выветрилось, — мужичок горестно махнул рукой.

— Вот и деремся, — закончили братья и синхронно потянули носами.

— Да вы б к ним поднялись, познакомились — вдруг угостят? — брякнул Водогреев.

Лица братьев стали суровыми и непримиримыми.

— Ты чего?! Там же эти… ну эти… — мужичок, от которого ушла жена, попытался с помощью пальцев придать своим глазам раскосый вид. — Я видел пару раз. Подниматься к ним еще!

— Это ты поднимайся, — поддержал его брат. — И скажи, что готовить они себе там могут что хотят, уж ладно, но запахи чтоб тоже у себя держали. Я тут пятнадцать лет живу, а они мне… пирогами… воняют!

— Всю квартиру провоняли, — добавил третий брат. — Я ночью подушку жевал.

— Ладно, разберемся, — кивнул Водогреев.

— Только ты там смотри, — мужички переглянулись. — Вдруг они наркотики на самом деле варят?

— И маскируют пирогами!

— Потому что — мафия.

Семь маленьких, желто-смуглых человечков прыгали перед Водогреевым и совали ему под нос какие-то бумажки с печатями. Но нос участкового занимало совсем не это. Его ноздри заполняли запахи божественной, подрумяненной и сдобренной специями пищи, из-за чего воспринимать реальность адекватно Водогреев был не в силах.

— Здравствуйте, граждане. Я ваш участковый, граждане, — в пятый раз сказал он. — Водогреев, граждане… Да что же вы тут такое едите?!

В глубинах заставленной двухъярусными кроватями и застеленной циновками квартиры хлопнула дверь — самый сообразительный закрыл кухню, и запахи стали немного слабее.

— Окно откройте! — жалобно попросил участковый. — У меня язва желудка сейчас от всего этого будет! Во мне соки бурлят! Что же вы такое готовите невозможное, граждане зарубежные гости?!

— Мы не готовить, — замотали головами человечки. — Мы курить.

— Как — курить? — насторожился Водогреев.

— Нет, нет, — забеспокоились человечки. — Палочки… Дым… Благовонялки! Благовонялки жечь!

— Ду-ухи… — добавил самый пожилой человечек и присел на корточки, воздев руки к потолку, как будто делал утреннюю гимнастику.

Остальные негромко ухнули и синхронно склонили перед участковым головы. Водогрееву стало неловко.

— Граждане иностранные гости, — по возможности членораздельно сказал он, помогая себе жестами. — Я к вам по жалобе. Из-за этих ваших запахов внизу братья дерутся. Прекратите их, пожалуйста, издавать.

Человечки тревожно зачирикали, как птицы в период гнездования, и опять замотали головами.

— Ду-ухи, — сказали они и показали на потолок.

Озадаченный Водогреев прошел на кухню и действительно обнаружил там курильницы, в которых тлели несъедобные на вид тонкие палочки, распространявшие запахи и мяса, и пирогов, и заморских приправ, и даже жареных осьминогов. В углу сидел худой, смиренный мальчик и, закрыв глаза, наигрывал на неизвестном инструменте что-то тоскливо-восточное.

— Нет, граждане, так нельзя, — решительно сказал Водогреев. — Это вам в храм надо, буддистский какой-нибудь или не знаю. А в квартире нельзя. Жильцы есть хотят и звереют.

И тут сверху что-то зловеще завыло. Зарубежные гости упали ниц, а мальчик, став от страха лимонно-желтым, заиграл громче.

— Мы бояться, — пролепетали с пола зарубежные гости. — Духи. Духи любить вкусный дым. Надо ублажить духов.

— Иначе духи залезать ночью в уши и красть силу жизни, — неожиданно добавил оказавшийся говорящим мальчик.

Вой повторился, и теперь его сопровождал грохот железа. На кухне неожиданно похолодало. Участковый Водогреев, скосив глаза, посмотрел на пар, выходящий у него изо рта, и почувствовал, как шевелятся волосы на руках и ногах. Особенно активно они шевелились на левой руке, непосредственно рядом с часами с дарственной надписью «Уважаемому Водогрееву от коллектива».

— Это еще надо разобраться… — неуверенно сказал он. — Это еще надо разобраться, кто здесь духи, а кто просто воет из хулиганских побуждений…

— Разобраться, разобраться, — радостно закивали зарубежные гости, ежась от холода. — А то мы бояться очень. И все время болеть. Грипп, простуда, аспирин!

Дверь в квартире на следующем этаже была покрыта старым дерматином и инеем. Участковый Водогреев нажал на кнопку звонка и с удивлением обнаружил, что палец примерз к кнопке. Решив использовать это как преимущество, Водогреев терзал звонок безостановочно, на протяжении двух минут, давя онемевшим пальцем на кнопку, которая топорщилась дерзко, как девичий сосок на морозе.

— Ухо-оди-и… — тихо и зловеще проныли наконец за дверью.

— Не могу, — решительно ответил Водогреев. — Я примерз. Я участковый ваш, Водогреев, по жалобе.

— Ухо-оди-и… — совсем уже умирающим голосом повторил неизвестный жилец и чем-то загремел.

— Гражданин, прекратите шум и откройте дверь, — потребовал участковый.

За дверью по-совиному заухало, захохотало, загрохотало, завыло, а потом раздался невыносимый скребущий звук — его вполне мог бы производить медицинский скальпель, режущий на тарелке китайского производства шницель из человеческого мяса. Кулинарные ассоциации все еще преследовали Водогреева.