Михаил Аранов - Баржа смерти

Константин Иванович слушал все эти истеричные возгласы директора про буженину и севрюгу, и в нём подымалось что-то омерзительное и гадкое. Нынче на прилавках магазинов он ни разу не видел всей этой роскошной жратвы. Дай Бог, двести граммов по карточкам «докторской» колбасы получить.

– Ну вот, а здесь остановитесь, – резко проговорил он: ещё ляпнет этот обезумевший от страха человек, что «Греми» – любимый напиток товарища Сталина. А это имя нынче всуе…Беды не оберешься.

– Кто Вам звонит – это в другом месте будем разбираться, – строго произносит Константин Иванович, – откуда излишки продуктов? Левые поставки? Какие базы?

– Никаких левых поставок, – обречённо произносит директор. И Константину Ивановичу кажется, что директор говорит правду.

– Новые холодильники? – осторожно спрашивает он.

Директор бросает взгляд на своего бухгалтера. Бухгалтер тяжело вздыхает. Директор кивает головой.

– Экономия естественной убыли. И это упрощает дело. Отчитываетесь ведь согласно существующим нормативам. А сэкономленный продукт идет… – Константин Иванович кивает в потолок. Потом с той же строгостью обращается к Семёну, – Семён Яковлевич, опись неучтённых товаров готова?

– Так точно, товарищ Григорьев, – солдатиком вскакивает Семён.

– Весь неучтенный избыток продуктов заактируем. И Вы пустите его в продажу товарищ, – Константин Иванович притормозил себя, запамятовал имя директора.

– Яков Юрьевич, – отзывается директор.

– Так, так, Яков Юрьевич, а нормативы по естественной убыли – усушка, утруска непременно ужесточим. Да, вот ещё. Черкните мне название ваших немецких холодильников и год их выпуска. Мы и по другим магазинам проверим.

Константин Иванович говорит все эти правильные слова. Но прекрасно понимает, что в Министерстве торговли сейчас никто не будет разрабатывать новых нормативов для каких-то немецких холодильников. «Впрочем, наше дело прокукарекать, а там хоть не рассветай», – он грустно вздыхает.

Директор достаёт из стола технические паспорта холодильников, говорит:

– Сейчас они уже не нужны. Всё равно теперь немцам претензии не предъявишь.

– Вот и ладненько. А зачем немцам сейчас предъявлять претензии? Там всё просто. Мы их и так пушками и танками добьем, – Константин Иванович чувствует, как мерзко кривится его рот, но ничего с собой поделать не может. – А вот с вами всё, вроде, мирно закончилось. Ну, почти. А Вы, – он обращается к Семёну, – оформляйте с товарищами акт проверки и мне на подпись.

Когда в кабинете остались только директор и бухгалтер, Константин Иванович с наигранным сожалением проговорил:

– Уж не обессудьте, уважаемый Яков Юрьевич, без строгого выговора Вашему бухгалтеру не обойтись. Я так думаю. Но решает – Управление торговли.

Яков Юрьевич понимающе кивает головой, обращается к своему бухгалтеру:

– Вы свободны.

Бухгалтер покидает кабинет. После некоторого молчания директор вскакивает с места. Из шкафа достаёт большой пакет, протягивает его Константину Ивановичу. Тот молча кидает его в свой обширный портфель.

За окном летнее солнце клонится к закату. И летит, летит тополиный пух. В открытую форточку влетает пчела. Жужжит над головой. Константин Иванович лениво отмахивается от неё. Та подлетает к Якову Юрьевичу. Директор тоже машет рукой. И улыбается мирно и спокойно. Приходит Семён. Кладет перед старшим ревизором документы. С важным видом, полистав их, Константин Иванович подписывает.

– Наших людей Вы отпустили? – спрашивает он Семёна.

– Конечно. Рабочий день давно закончился, – отвечает тот.

– Я на секунду вас оставлю. В туалет, знаете ли, приспичило, – усмехается Константин Иванович и выходит в коридор, прихватив свой портфель. Туалет в конце коридора. Там под краном холодной водой он ополаскивает себе лицо. Насухо вытирает платком.

Семён уже ждёт его в коридоре. Константин Иванович видит, как заметно распух портфель помощника.

Молча расстались у остановки трамвая.

Константин Иванович прошёл до пустынного сквера. Сел на лавку. Порылся в портфеле. Банка крабов. Довоенная ещё: «Всем попробовать пора бы, как вкусны и нежны крабы». «Снатка». «Главрыба». Горько усмехнулся, прочитав эти надписи на банке с крабами. Раскрыл ещё пакет – там колбаса «Докторская». Дальше рыться не стал. Вроде кусковой сахар, мука, крупа. Что-то мягкое, вроде сливочного масла, может маргарин.

««Докторскую» и крабы несу Варе. Больше таких презентов не будет», – решает Константин Иванович. – Надо же, наконец, отблагодарить её».

Варя встретила Константина Ивановича прохладно. Без улыбки сказала: «Проходи, раз уж пришёл». На банку с крабами даже не взглянула. Пакет с колбасой развернула. Слегка скривила свои чувственные губы. Проговорила с явным вызовом: «Партия и правительство озаботилось здоровьем советских граждан. В продаже появилась «докторская» колбаса».

– Что-то ты осмелела милая, – неуверенно проговорил Константин Иванович.

Варя взглянула на него презрительно: «Ты же знаешь, с кем я нынче сплю».

И Константин Иванович опять почувствовал вину перед Варей. А ту уже понесло:

– Ты что, боишься? А я вот нет. Так не затыкай уши: можно ли построить социализм в одной, отдельно взятой стране? Можно, но тогда придется переехать жить в другую.

А вот ещё: осенью 1935 года, возвращаясь из Гагр, Сталин заехал в Тбилиси и встретился с матерью. Она спросила:

– Я слышала, ты большой начальник в Москве. Кто же ты теперь?

– Секретарь Центрального Комитета ВКП(б).

– А что это значит?

– Помните, мама, нашего царя?

– Конечно.

– Ну, так вот я теперь вроде него.

Варя пристально смотрит на Константина Ивановича.

– Смешно? – спрашивает она. И ядовитая улыбка скользит по её лицу.

– Не очень, – слабо улыбается Константин Иванович.

– Вот если бы так отвечал в кабинете моего… Ну, сам понимаешь кого. За такой ответ: «Не очень» ты бы вернулся к своей Катьке лет через десять.

Константин Иванович с тревожным недоумением смотрит на свою бывшую подругу.

А Варя уже злобно выкрикивает:

– Не очень. Значит немножко всё-таки смешно! Это над товарищем Сталиным смеяться!?

Варя на минуту замолкает. И потом разряжается нервным смехом. И Константину Ивановичу кажется, что она сейчас зарыдает злыми слезами. Но она лишь говорит:

– Эту методу выявления «врагов народа» придумал мой, – на некоторое время поток её слов вроде истощился, но новый всплеск, как девятый вал, и её понесло. Она почти кричит. – Да. Мой сожитель. И он гордится своим изобретением. Это изобретение для него как реакция Вассермана на сифилис. Когда лимит недобрали, а тут вот они – затаившиеся враги. Им, видите ли, смешно. Работает метода!