Лоран Гунель - Бог всегда путешествует инкогнито

Интересно, что мне предстоит? Надеюсь, это будет не очень печально… Не сдаваться любой ценой…

— Моя задача — задавать месье Гринмору несложные примеры устного счета, — продолжал Дюнкер.

Устного счета? Ладно, я ожидал худшего. Как-нибудь выпутаюсь.

— А вы в это время будете критиковать его, стараться вывести из себя, словом — говорить любые гадости, какие только придут в голову. Я знаю, что многие из вас и вовсе незнакомы с Аланом Гринмором. Это значения не имеет.

И повторяю еще раз: не старайтесь говорить правду, старайтесь его максимально вывести из равновесия.

Что означает весь этот бред? А не окажусь ли я выставленным на публичное линчевание?

— Мне этот тест неинтересен, — возразил я.

— Это и очевидно: кандидата, по-настоящему уверенного в себе, неоправданными обвинениями не смутишь.

Я понял, что Дюнкер видит во мне идеальный объект для оценочных манипуляций. Видимо, почувствовал, что меня легко вывести из равновесия, и потому уверен в успехе демонстрации. Он собирается поразить всех за мой счет. Ни в коем случае не принимать в этом участия… Я ничего не выгадываю, но ничего и не теряю. Быстро, любым способом отказаться…

— Господин Дюнкер, это тестирование трудновыполнимо при приеме на работу. И оно не очень… этично.

— Там, где со всей очевидностью выявляется надувательство, чувство меры значения не имеет. В конце концов, кандидат волен соглашаться или не соглашаться.

— Конечно, никто соглашаться не будет.

— Месье Гринмор, вы ведь консультант, не так ли?

Терпеть не могу, когда задают вопросы с заранее известным ответом, намеренно заставляя вас подтверждать сказанное.

Я ограничился тем, что посмотрел ему прямо в глаза.

— Вам должно быть известно, что кандидаты пойдут на что угодно, лишь бы получить должность повыше.

Хватит, больше я не выдержу. У него на все есть ответы. Быстро. Надо найти что-то другое… Или сказать правду.

— У меня нет ни малейшего желания принимать участие в этой затее, — сказал я, поднимаясь.

По залу пробежал шепоток. Я был горд, что нашел в себе мужество отказаться. Несколько недель тому назад я бы не смог.

Я уже сделал несколько шагов к своему месту, как он меня остановил:

— А известно ли вам, месье Гринмор, определение тяжкого преступления во французском законодательстве?

Я остановился, не поворачиваясь и все время оставаясь к нему спиной, и ничего не ответил. В зале повисло тяжелое молчание. Я сглотнул.

— Тяжким преступлением считается, когда служащий наносит вред своему нанимателю. Ваш отказ препятствует демонстрации теста коллективу, собранному специально ради этого, а следовательно, наносит мне вред. Ведь ваше намерение не таково, господин Гринмор?

У меня возникло впечатление, что мое тело превратилось в бетонный блок, привинченный к полу. В голове было пусто.

— Решайтесь, Гринмор.

А у меня есть выбор? Все это ужасно… В конце концов, не надо было отказываться с первого раза. И не оказался бы в таком унизительном положении. Теперь у меня один выход: пройти этот идиотский тест. Надо себя пересилить. Наступить на собственную гордость. Давай, давай же… Я сделал нечеловеческое усилие и… вернулся. И тут же ощутил тяжесть направленных на меня взглядов. Не глядя на Дюнкера, я сел на стул и стал смотреть в пол. По телу прошла горячая волна, в ушах звенело. Надо себя преодолеть. Забыть стыд. Собраться с мыслями. Восстановить энергию. Направить ее в нужное русло. Глубоко дышать. Вот так… Дышать… Успокоиться.

Он выждал долгую паузу и начал перебирать задания по устному счету.

— Девятью двенадцать?

Не торопиться с ответом. Я ему не ученик.

— Сто восемь.

— Четырнадцать плюс семнадцать?

— Тридцать один.

— Двадцать три минус восемь?

Я старался не отвечать слишком быстро. Надо было собраться с силами. Это необходимо. Цзен.

— Пятнадцать.

Он широким жестом обвел аудиторию, призывая начать критику. Я старался избегать взглядов. Послышались смешки, кашель и… ни единого слова. Дюнкер рывком вскочил.

— Ну, теперь вы! Вы должны высказать все плохое о месье Гринморе, что придет вам в голову.

Ага, я снова стал «месье».

— Будьте спокойны, — обратился он к аудитории. — Напоминаю, что вы не должны пытаться сказать правду. Всем известно, что Алан обладает только достоинствами. Это всего лишь игра, так нужно для тестирования. Давайте!

Ну вот, я уже опять Алан, иными словами — его приятель. И у меня одни сплошные достоинства. Вот манипулятор… Негодяй ничтожный…

— Ты плохой!

Первое ружье выстрелило.

— Восемью девять?

— Семьдесят два.

— Сорок семь на два?

— Девяносто четыре.

— Давайте, давайте, — подталкивал он группу, увлеченно жестикулируя.

Он бранился, как генерал, выгоняющий солдат из траншеи под огонь неприятеля.

— Ты не умеешь считать!

Выстрел номер два.

— Тридцать восемь разделить на два?

Я помедлил, чтобы отдышаться и сбить бешеный ритм, который он задал.

— Давайте, давайте!

Можно было подумать, что он подхлестывает команду, толкающую заглохший автомобиль: надо, чтобы он достиг определенной скорости, иначе не заведется.

— Ты плохой!

Критика оставляла меня равнодушным: уж очень неестественно она звучала. Мои коллеги чувствовали себя еще более неловко, чем я…

— Тринадцать на четыре?

— Пятьдесят два.

— Дилетант!

— Тридцать семь плюс двадцать восемь?

— Увалень!

— Шестьдесят пять.

— Шевелитесь, давайте, давайте! — крикнул Дюнкер.

— Нерасторопный!

— Девятнадцать на три?

— Вечно нога за ногу!

— Еле двигаешься!

— Пятьдесят семь.

— Полный нуль в бухгалтерии!

На лице Дюнкера нарисовалась довольная улыбка.

— Шестьдесят четыре минус восемнадцать?

— Противный!

— Считать не умеешь!

— Плохой!

Стрельба пошла со всех сторон.

Надо сосредоточиться на вопросах Дюнкера. Забыть об остальных. Не слушать их.

— Сорок шесть.

— Посредственность!

— Слабак!

— Ты до двух считаешь целый час!

— Копуша!

Машина заработала в перегрузочном режиме. Все наперебой мне что-то кричали. Дюнкер выиграл.

— Двадцать три плюс восемнадцать?

— Да ни за что не сосчитаешь!

Не слушать. Представить себе цифры зрительно. Ничего, кроме цифр. Двадцать три, восемнадцать.

— Все равно не сможешь!

— Больно копаешься!

Приглушенный смех в зале…

— Эй, замедленная съемка!

— Бестолочь!

— Считать не умеешь!

— Нуль в математике!

— У тебя никаких шансов! Пропало дело!

— Все, тю-тю!

Они настолько вошли в раж, что стали как сумасшедшие.

— Двадцать три плюс восемнадцать? — повторил Дюнкер.

— Сорок… нет…

Он снова ухмыльнулся.