Розамунда Пилчер - Собиратели ракушек

Пенелопа ринулась в бой. Отыскала старый бумажный мешок, бросила туда дырявую подушку, опорожнила пепельницу и поставила мешок у двери, чтобы на обратном пути выкинуть его в мусорный ящик. Собрала все остальные подушки и сняла полосатые пледы, притащила все к открытому окну и долго трясла на холодном свежем воздухе. Заодно их здорово продул ветер. Пледы расправились, подушки снова стали пухлыми, и тахты приобрели совсем другой вид.

Тем временем Ричард, судя по всему, нисколько не смущенный беспорядком, с интересом осматривал мастерскую Лоренса Стерна. Все привлекало его внимание: раковины и морская галька, лежавшие на полках, куски плавника — наверное, цвет и форма заинтересовали хозяина, фотографии на стенах, гипсовый слепок руки; керамический кувшин, в котором стояли перья морских птиц и сухая трава, такая хрупкая, что, тронь ее, и рассыплется; мольберты и стеллажи со старыми холстами и альбомами для зарисовок, подносы с засохшими тюбиками красок, старые палитры и банки с кистями, закапанные кобальтом, охрой и жженой сиеной, которую Лоренс так любил.

— Давно ваш отец не работает?

— Уже несколько лет.

— И все здесь хранится в том виде, в каком было прежде?

— Папа́ никогда не выбросит ни единой вещички. И я тоже не осмелюсь.

Ричард остановился перед печуркой.

— Может, затопим? Подсушим немножко комнату.

— Можно и затопить, только у меня нет спичек.

— У меня есть. — Ричард энергично взялся за дело: открыл дверцу поддувала и выгреб кочергой золу. — Газет тут сколько угодно, и растопка есть, и дров хватит.

— А если в трубе свила гнездо галка?

— Это мы скоро узнаем. — Ричард стянул с головы зеленый берет, бросил его на кресло, снял куртку и закатал рукава рубашки.

Пока он вычищал из печки остатки золы и складывал туда куски газеты, Пенелопа извлекла щетку из-за составленных у стены досок для серфинга и принялась сметать песок со столов и пола. Она нашла кусок картона, собрала весь песок на него и выбросила в окно. Вдалеке на берегу появились три фигурки: мужчина и женщина с собакой. Непонятно, откуда они взялись, словно материализовались из воздуха. Мужчина швырнул в воду пачку из-под сигарет, и собака бросилась за ней. Пенелопа зябко поежилась, холодно было не на шутку. Она прикрыла окно, закрепила его на крючок, и, решив, что с уборкой можно закончить, устроилась на тахте, подобрав под себя ноги. Как бывало, наплававшись и наигравшись, присаживалась к Софи почитать книжку или послушать какой-нибудь ее рассказ.

Она смотрела на Ричарда, и на душе у нее был тот же мир и покой, как когда-то в далеком детстве. Растопка наконец-то занялась, потрескивали ветки и плясали язычки пламени. Ричард осторожно подложил туда поленья. Пенелопа улыбнулась: он был как мальчишка, старательно разжигающий костер. Ричард обернулся и поймал ее улыбку.

— Вы когда-то были бойскаутом? — спросила его она.

— Был. Я даже научился вязать узлы и делать из двух жердей и плаща носилки.

Он подбросил в печурку несколько смолистых полешек, и они с треском вспыхнули. Тогда он прикрыл дверцу, наладил тягу и поднялся, обтирая руки о штаны.

— Ну вот и разгорелась.

— Запаслись бы мы заваркой и молоком, могли бы вскипятить чайку.

— А если бы у нас был бекон и яйца, то мы бы поджарили яичницу. — Он взял табуретку и сел напротив нее. Правую щеку его прочертила полоска сажи, но Пенелопа ничего ему не сказала. — Так вы тут и жили? Кипятили чаёк?

— После серфинга. Что может быть лучше, когда продрогнешь и зуб на зуб не попадает. А тут тебе и чай, и имбирные пряники. Обмакнешь пряник в чай — вкуснота! Иногда бушевали такие штормы, что песок наметало до самых окон — этакие высоченные валы. В другие годы, как в это лето, его уносило в море, и приходилось спускаться к воде по веревочной лестнице. — Пенелопа вытянула ноги, подложив поудобнее подушки. — Я, как старушка, все время рассказываю про то, что было. Наверное, вам скучно слушать.

— Совсем не скучно. Но иногда начинает казаться, что в тот день, когда началась война, ваша жизнь кончилась. А это неправильно, вы ведь очень молоды.

— Мне двадцать четыре. Только что исполнилось, — уточнила Пенелопа.

Он улыбнулся:

— Когда ваш день рождения?

— Был в прошлом месяце. Вас тогда не было.

— Сентябрь. — Он что-то прикидывал в уме, потом удовлетворенно кивнул. — Да. Верно. Подходит.

— Что подходит?

— Вы когда-нибудь читали Луиса Макниса?

— Никогда о нем не слышала.

— Это ирландский поэт. Замечательный! Сейчас я представлю его вам, почитаю по памяти, и вы поразитесь.

— Меня не так легко поразить.

Ричард засмеялся и без всякого вступления начал читать:

Хорошее стихотворение. Пенелопа и не ожидала, что оно произведет на нее такое впечатление. Не то чтобы оно ее поразило, но душу затронуло. Слова, произнесенные спокойным голосом Ричарда, взволновали ее, но и опечалили. «И каждый уголок Лондона отмечен нашими поцелуями». Она мысленно обратилась к Амброзу, к тому вечеру, когда они пошли в театр, потом обедать и вернулись на Оукли-стрит, однако эти воспоминания нисколько не взволновали ее, не то что стихотворение. И это было печально, если не сказать больше.

— Пенелопа?..

— Да?

— Почему вы никогда не говорите о своем муже?

Она испуганно вскинула на него глаза — неужели у нее что-то вырвалось вслух?

— А вы бы хотели, чтобы я говорила о нем?

— Нет, но это было бы естественно. Я знаком с вами… сколько?.. вот уже почти два месяца, и за все это время вы никогда не заводили о нем разговора и вообще не упоминали его имени. И ваш отец тоже. Каждый раз, когда мы даже издалека начинаем подходить к этой теме, он переводит разговор на другое.

— Причина проста: Амброз наводит на него скуку. И на Софи тоже наводил. У них не было с ним ничего общего. Им нечего было сказать друг другу.

— А вы?

Она понимала, что должна ответить честно — не только Ричарду, но и самой себе.

— Я не говорю о нем потому, что мне нечем особенно гордиться. Во всей этой истории я выгляжу не лучшим образом.

— Что бы это ни означало, мое мнение о вас не изменится.

— Не знаю, Ричард, какое это на вас произведет впечатление…

— А вы попробуйте его произвести.

Пенелопа растерянно пожала плечами, она и вправду не знала, как объяснить ему.