Константин Куприянов - Желание исчезнуть

Катя посмотрела осмысленным, понимающим взглядом. Она вдруг пересела поближе к нему, робко прикоснулась к плечу. Она сидела, пронизанная чистым уличным светом, и все цвета её одежды и её лицо дышали желанием быть поближе к человеку, который оставался неподвижен в серой части комнаты. Стрельцов косился на неё, не притрагиваясь.

– Прости меня. Но я же ничего не знаю. Никто ничего не знает. Даже те, кто там, ничего не понимают. Для чего, за кого, против кого, понимаешь? У солдата есть командир, он исполняет приказ. Это просто и понятно. А понять, кто и за что воюет, – в нынешних войнах это немыслимо. И всем плевать – это я и зову «пустотой».

– Вообще-то весь человеческий мир – одна громадная ложь, – едко усмехнулся Стрельцов, чуть отстраняясь от неё, оказываясь на краю постели. – Элементарные понятия, типа добра и зла, демократии и тирании, выдуманы для удобства, но это не делает их истинными. Не делает и наши взгляды на них верными. Кто от всего и всех ждёт простоты и понятности – дурачок, надеющийся, что история ещё топчется у основания Средневековья. В то время как всё произнесённое – это искажение, прошедшее через человеческий опыт и желание быть не теми, кто мы есть.

– Стрёл, хватит, угомонись, – сказала Марина. Для неё сохранялось довольно места в безжизненных мебельных декорациях, до которых свет никогда не дойдёт, сдержанный шторами, угловатыми тенями.

– С кем ещё ты обсуждала войну?

– Я говорила с несколькими: с Егором – он вообще, говорит, за веру православную воевал. Фанатик, мне показалось, и глуповатый, честно говоря… Ещё с Никитой – у того только деньги на уме и жестокость, ну ты слышал… У Кузьмы – не знаю, за что он воевал. Звучит так, что мстил, бесконечно мстил кому-то, и просто не мог отступить. Готов был идти до конца, пока весь город не сгорит вместе с ним. Но для чего – он не знает, на самом деле. Думает, что знает, но не знает.

На улице прокричал петух. Солнце одолевало дымку и туман, проникало в комнату.

– Подожди, посиди со мной, – попросила Катя, когда Стрельцов встал. – Давай ещё поговорим.

– Курить хочу. Уже день начался.

Она послушно вышла за ним на улицу.

– Кузьма про тебя рассказал.

– Да? – Стрельцов безразлично смотрел в небо.

– Ты был снайпером, у которого погибла наводчица. Он вас отправил в укрскую часть города.

Марина зашипела вновь. Злой дикой кошкой стала бродить вокруг Кати, желая вонзиться ей в шею клыками, исцарапать лицо, выпить её тёплую кровь, следующую ударам здорового молодого сердца.

– Пусть заткнётся! Пусть не смеет говорить про меня! Заткни её!

Стрельцов молчал, делая редкие глубокие затяжки.

– Её звали Марина, – робко продолжила Катя, словно чувствуя, что идёт по заминированной территории навстречу чему-то действительно страшному.

– Она записывает, Стрёл, записывает! – истерично воскликнула Марина. Стрельцов заметил, что в кармане Катиного кардигана действительно горит красный огонёк. – Останови её, не дай ей продолжать! Пусть заткнётся, пусть сдохнет!

– Кузьма дал вам смертельно опасное задание. Приказал тебе убить какого-то важного командира, и вы ушли глубоко в их территорию. Там укры схватили её, да?

После долгого молчания Стрельцов кивнул. Марина ошарашенно посмотрела на него. Больше она не источала ярость. Защита Стрельцова на миг была пробита. Слёзы потекли по Марининым щекам… Солнце просвечивало её, когда она замерла как парализованная.

– Это было незадолго до того, как вы хотели пожениться и уехать обратно в Россию, – продолжала Катя после паузы, делая ещё один осторожный шаг навстречу. Стрельцов стоял неподвижно, сигарета тлела в пальцах.

– Она погибла, а ты нет.

– Я улизнул… – сказал Стрельцов и замолчал. – Улизнул, – повторил он, глядя на Марину, которая таяла в солнечном свете. – В последнее мгновение улизнул, потому что почувствовал.

– Кузьма говорит, ты всегда чувствуешь опасность, – сказала Катя, подойдя вплотную.

– Почти всегда, – подтвердил он, роняя в траву сигарету, глядя в широко распахнутые глаза живой девушки. «Как будто чёртов радар в голове», – хотел добавить, но горло было схвачено слезами, и чтобы не заплакать, он молчал.

– Ты видел, как её ведут…

– Видел в оптику. Вёл их. Я знал, что будет… – Стрельцов перевёл взгляд на Марину. Она почти исчезла. «Как ты можешь, как ты можешь, как ты можешь…», – двигались её губы без звука. «Это ведь наше!..»

– Ты мог убить её.

– Я должен был её убить, – его глаза снова пристально вгляделись в Катины. Она поглощала его взгляд, словно выманивая из него настоящее, уничтожая защиту, которую он бесконечно выстраивал, чтобы вернуться в мир живых и не выдать себя. Теперь всё шло прахом, ещё немного – и она дойдёт до той глубины зла, которую он не может простить себе.

– Ты любил её.

– Я любил, – эхом повторил Стрельцов. – Я не мог… не мог её убить. И не погиб вместе с ней.

– Её…

– Скажи, – разрешил он.

– Её пытали, пока она не умерла, – сказала Катя, из её глаз тоже вытекли слёзы.

Марина исчезла вместе с последними лоскутами сырого утра

Стрельцов покачнулся и отступил на полшага. Он присел на ступени крыльца. Его глаза были сухими, он сумел собраться и сосредоточиться. Ей не следует идти дальше. Он поднял на Катю холодеющий взгляд.

– Ты сам пытал когда-нибудь? – спросила она, садясь рядом, но уже не так близко.

– Нет, но видел, как пытают укров.

– Кто?

– Кузьма, его заместитель… Кузьма был хорош.

– Они говорили?

– Всегда, – Стрельцов слабо улыбнулся, но это не была улыбка счастья. – Он не начинал спрашивать, пока они не ломались.

– В смысле?

– Никто не хотел попадать к нашему отряду в плен, потому что они знали, что Кузьма сначала пытает, а потом задаёт вопросы. Бывало, он мучил долго, так уж люди уже просили о смерти, а допрос только начинался. Он этого, кстати, наверное, не помнит. Он всегда напивался до чёртиков, а потом начинал. Были видео, но он приказал их удалить. Но укры знали. Интересно даже, откуда? Наверное, среди наших был предатель. К концу войны за голову Кузьмы была награда двадцать тысяч евро. Она и сейчас есть.

Катя содрогнулась, но осталась сидеть рядом.

– Я с тобой, слышишь? Всё в порядке. Это всё в прошлом. Ты вернулся к миру, это больше не война. Ты мирный человек теперь, не солдат. Ты можешь, имеешь полное право ненавидеть теперь Кузьму, винить его, не желать встречи с ним…

Она говорила то же самое, чем уговаривал себя сам Стрельцов. Он напрасно искал поддержки Марины. Только курицы топтали траву, сопровождаемые старым нахохлившимся петухом. С моря налетал освежающий ветер, в то время как солнце, сжёгшее его возлюбленную, парило голову.

– Будет гроза, – сказал он хриплым голосом и снова закурил. – Что ты думала делать, когда закончишь тут?