Евгений Каминский - Свобода

Кстати, это чаепитие не отменяло расписания семилетней войны (примерно столько она продолжалась в этом дворе). Коля Иванов ловил близнецов сетью с привязанными к ней рыболовными крючками, рыл на пустыре волчьи ямы, возле которых отставлял приманку в виде пустых пивных бутылок, за каждую из которых можно было выручить двенадцать копеек, притом что фруктовое мороженое стоило семь копеек, слал своих несчастных солдат под пули близнецов, засевших на чердаке пятиэтажки. Пули, верней, пульки для рогаток делались близнецами тихими вечерами на небольшой площади возле районного морга. Там никогда не бывало народа; люди спешили миновать это одноэтажное здание с гостеприимными белыми дверями. Предварительно обойдя здание морга и заглянув во все его окна, — было, конечно, жутковато видеть желтые пятки свежеиспеченного покойника или чью-то отделенную от туловища лысую голову в щелочку между занавесками, но без этой острой приправы даже их боевое, грозовое, военное лето к августу теряло вкус, — близнецы садились на поребрик с молотком, плоскогубцами и клещами в руках. Разматывали многожильный алюминиевый кабель, потом с помощью плоскогубцев и молотка загибали один из концов толстой алюминиевой жилы наподобие рыболовного крючка и, зажав этот крючок клещами, опять-таки с помощью молотка отрубали его. Получалась пулька, и довольно увесистая. Так и сидели они у морга часов до десяти-одиннадцати вечера, работая как единый механизм, набивая кулек из-под леденцов боеприпасами… Так что у армии Коли Иванова в лобовой атаке на засевших где-нибудь близнецов не было шансов на победу. Можно было сколько угодно защищать свое тело толстыми куртками, а лицо карнавальными масками — эти пульки пробивали любую защиту и частенько — до крови.

Летом близнецы использовали в войне велосипед «Орленок»: один из них, тот, что покрепче, крутил педали, а второй, что позлее, сидел сзади на багажнике, развернувшись лицом к преследователям, и на ходу осыпал их пулями. Никто, даже сам Коля Иванов, не мог догнать близнецов на «Орленке». Только на исходе третьего года войны Коля Иванов все же украл у близнецов их «Орленок», пока те барахтались в лягушатнике на городском пляже. «Орленок» он в тот же день продал за деньги, на которые купил бутылку «белого» — так уважительно именовал водку дядя Гена.

Как-то Коля Иванов и его команда загнали близнецов в бомбоубежище, находившееся под их домом, и стало ясно, что близнецам конец: выходом оттуда был вход, а на входе их ждал Коля с пятеркой крепких, но трусливых подручных. Правда, в конце бомбоубежища имелся еще один выход — в канализационный канал, с плывущим по нему в сизом от хлорки тумане дерьмом жителей этого дома. Коля уже потирал руки и продумывал грядущую экзекуцию, но близнецы не собирались сдаваться. И потому, когда они рванули вдаль по зловонному каналу, все только открыли рты. И что теперь: бежать за ними по дерьму?

Удивительные были эти близнецы: бежали навстречу неведомому без всякого страха, уверенные в том, что выход непременно найдется. И он нашелся: железная лесенка, ведущая вверх к канализационному люку, который они вдвоем, упершись в него головами и плечами, сдвинули в сторону, вылезли на проезжую часть, не обращая внимания на идущий прямо на них автобус. Водитель, конечно, притормозил, вытаращив глаза на двух мальчиков в коротких штанах и по щиколотку испачканных в чем-то, напоминающем экскременты.

Но это было летом. Зимой же на эту маленькую междоусобную войну накладывалась большая война с обитателями окрестных домов, выстроившихся в каре вокруг пустыря, еще толком не засаженного зеленью и лишь недавно расчищенного после сноса разбитого бомбой дома. К близнецам тогда посылался переговорщик: Иванов приглашал их примкнуть к его доблестным войскам, чтобы дать отпор врагу (три дома, объединившись, выступали против их, четвертого). Враг уже ходил по пустырю чуть ли не колонными, в белых простынях с крестами, в ведрах с прорезями на головах, сжимая деревянные мечи и металлические крышки от какой-то бытовой техники, изображая псов-рыцарей. Из оружия в этой войне были разрешены мечи, копья и снежки.

Коля Иванов уже изготовил для себя меч и утащил где-то крышку от мусорного бака, думая приспособить ее для защиты собственного тела. Карусель, на которой летом крутилась малышня, повиснув на ее перилах и порой ломая себе руки или ноги (центробежная сила безжалостно отрывала от ее перил всех слабаков), переделывалась в крепость: обкладывалась скатанным в шары снегом и обливалась на ночь водой, постепенно становясь ледяной и неприступной.

Близнецы предложили Коле Иванову отказаться от мечей, поскольку в схватке с превосходящими силами противника несколько деревянных мечей были бесполезны. К тому же этими мечами нельзя было никого зарубить — разве что набить шишку.

А вот снежки, вылетающие из крепости как пушечные ядра! Даже несколько защитников крепости могли справиться с армией захватчиков, если имели за пазухой ледяные снежки.

Пару дней готовили снежки с помощью снега и ведра воды. Противник ничего об этом не знал и когда двинулся на крепость свиньей, неожиданно получил по первое число. Ледяные снежки со звоном, характерным для мыльного отделения общественной бани, попадал в голову рыцарю, и тот, не то оглушенный, не то и впрямь сраженный, падал на снег и тихо или громко плакал. Если такой снежок попадал рыцарю в грудь — эффект был таким же: рев и крики «мама!».

Отбив первую атаку (рыцари уже сбрасывали с голов мятые ведра), с ледяными снежками в руках и за пазухой близнецы вместе с Колей Ивановым и несколькими его бойцами на плечах убегающих ворвались в рыцарскую цитадель, которой служил небольшой домик на детской площадке. Там обитал магистр ордена — рослый жирный переросток, с большим монгольским ртом, низким лбом и широкими черными бровями, сходившимися на переносице, довольно добродушный, даже пугливый, которого объявленная война обязывала стать непримиримым к врагу. Возле цитадели сошлись в рукопашной. Магистр валил воинов Коли Иванова направо и налево одной левой. Он бы и самого Колю Иванова завалил, попадись тот ему. Просто придавил бы его животом к земле, мол, лежи теперь, дрыгай конечностями. Близнецы бились с горящими глазами и звериной яростью, но многие из рыцарей были старше и искушенней, поэтому у каждого из близнецов было уже навешено минимум по фонарю под глазом (кровь из носа или из губы не считалась серьезным уроном).Получилось, что псы-рыцари перехитрили их — выманили из неприступной ледяной крепости (по ледяному, скользкому склону попасть в нее было невозможно ни конному, ни пешему — только через узкий вход, который охранялся выставленными наружу деревянными пиками). Победа рыцарей была уже неминуема. И тут Иванатик, вывернувшись из-под какого-то румяного рыцаря с зелеными соплями под носом, вырвал из-за пазухи последний снаряд и с силой запустил его в магистра. Заревев, как смертельно раненный медведь, магистр рухнул в снег, прижав ладони к лицу. Рев этот был настолько устрашающ, что воюющие тут же вышли из роковой схватки и бросились к здоровяку, бьющему по снегу ногами, обутыми в валенки с галошами. Тут же, откуда ни возьмись, появилась мамаша магистра в одном атласном халате и сразу запричитала, заахала, заохала…