Михаил Белозёров - На высоте птичьего полёта

— Ничего. Я её пальцем не тронул, — свалял я дурака с серьёзным видом, однако, не настолько, чтобы казаться затурканным воякой.

— То-то и оно, — с многозначительным укором заметила Алла Потёмкина. — Она сегодня с утра никак до рабочего места не доберётся.

Это было полуправдой, потому что Вера Кокоткина уже успела сварить мне прекрасный кофе, а потом, должно быть, поскакала по этажам хвастаться. Поэтому я не понял, то ли Алла Потёмкина намекала на себя, то есть на моё невнимание к ней, то ли я Вере Кокоткиной мало дал. Может, я ошибся в тамошних расценках?

Я вопросительно уставился на Аллу Потёмкину, склонив голову набок.

— Постриглась налысо?.. — и снова ушёл от ответа, помня, что заказал блондинку и что Кокоткина исполнила заказ на все сто процентов, сделав косое каре с длинной чёлкой, которая прекрасно гармонировала с её весёлым, задорный носиком и чёрными, воспалёнными страстью глазами.

— Если бы! — мило, по-девичьи хихикнула Алла Потёмкина и поглядела, словно пронизывая рентгеновскими лучами. — Так у меня полфирмы сбежит в салоны красоты.

Она не могла себе позволить того, что позволяла себе Вера Кокоткина, легкомыслия и свободного секса, она была трезвомыслящей и серьёзной, оттого и упрекала. Положение и должность обязывали, хотя абсолютно не гармонировал с её кричащей внешностью. Я бы такую жену даже за порог дома не пустил, хотя моя Наташка делала всё, что ей заблагорассудится, и спорить с ней было самым бесполезным занятием в мире.

— А-а-а… — понял я с ухмылкой, — вон в чём дело…

— Я что, похожа на ту, которая убивает время на пижамных вечеринках?! — обрила она меня.

— Нет, — на всякий случай смутился я. — А что это такое?

Я догадался — что-то легкомысленное, бравурное, имеющее отношение к богатым бездельникам, у которых куры деньги не клюют.

— Неважно, — уклонилась она от ответа с холодком в голосе. — Я не против красивых сотрудниц, — но ты разбалуешь мне женскую часть коллектива, и мне придётся кого-нибудь уволить.

Она показалась старше своих лет, и взгляд её был очень и очень серьёзным; но я-то знал его другим. Что нужно мужчине в женщине? Интеллект? В конечном итоге вряд ли, своего хватает. Красота? Не исключено. Лично мне больше всего нравилась душевная теплота. Тот редкий дар, который или есть, или отсутствует напрочь. В Наташе Крылове этот дар был, но она его не культивировала. Есть ли он в Алле Потёмкиной, я не знал. Пока она демонстрировала до предела жёсткий рассудок. Этот вариант меня пугал. Может быть, таким образом она стопроцентно контролировала ситуацию, я не знал, но намеревался на свой страх и риск проверить.

— Я больше не буду, — отшутился я и вспомнил ещё, что моя жена никогда не чувствовала за собой вины и каждый раз начинала с чистого листа. Может, это общая чёрта всех настоящих женщин? Одно время я ломал над этим голову, но так и не пришёл ни к каким выводам, у меня было слишком мало статистики.

— Ну и слава богу, — тоже шутливо вздохнула Алла Потёмкина, незаметно глянув на себя зеркало и находя, что она нисколько не хуже Веры Кокоткиной, а может, даже и лучше, потому что тёмной масти, а ещё с фирменными, голодными скулами. — Теперь о деле. Утром я была в прокуратуре и написала заявление.

— Не договорились? — испытал я облегчение оттого, что можно было повременить с увольнением.

Она сразу выросла в моих глазах до размеров богини на сияющем Олимпе. Только этой богине было не больше двадцати семи лет, а Андрей Годунцов был старше меня лет на десять. Как она в одиночку справилась с ним, одному богу известно. Вот этот вопросик и остался во мне, и я никак не мог его решить, пораженный в самую печень, и посему осторожничал без меры, помня, что всё непредсказуемо, зыбко и переменчиво, как московская погода.

— Естественно! — закатила она глаза, показывая, что это только цветочки. — Он мне столько крови попортил! Упускать такого шанса было нельзя!

Я вдруг заподозрил, что она всё знает о Инне-жеребёнке, только притворяется несведущей, и почувствовал себя крайне неловко.

— Представляю, — поддакнул я, выигрывая для души передышку, чтобы она не расплавилась от стыда и укора. — И что теперь будет?

Но она, к моему облегчению, продолжила совсем о другом.

— Теперь надо опасаться всего, чего угодно. Годунцов — великий пакостник. Будь осторожен, хотя… я думаю, он тебя не тронет. Ты, скорее всего, выступишь как свидетель. Ты же нашёл склад?

Странно, но в ней было нечто такое, чего я раньше не замечал, даже не железный характер, что было естественно в её положении, а то, что в обычной жизни, не различаешь, словно она знала то, чего не знают многие из нас, и в этом плане страшно походила на мою жену, как два червонца с Лениным советского периода.

— Ну да, — подтвердил я, ещё не понимая, к чему она клонит.

— Лера Алексеевна, наш юрист и два бухгалтера прямо с утра поехали в Красногорск. Аптеку закрыли для ревизии. Ты там не нужен. А теперь о главном… — она так посмотрела на меня, что сердце моё противно ёкнуло. — Вчера звонил Испанов, просил, чтобы ты с ним связался.

— Режиссёр? — с облегчением уточнил я, словно забыл о нём, хотя, конечно, о таком не забывается.

Я догадывался, почему мне так повезло: где-то там, куда человеку заглядывать не позволено, до сих пор компенсировали все мои потери, о которых я старался забыть, и кредит, оказывается, ещё не исчерпан. В общем, мне пёрло по инерции, и я боялся сглазить удачу, поэтому на всякий случай скрестил за спиной пальцы.

— Роман Георгиевич, — подтвердила она со смешком, заметив мой манёвр. — Он никогда просто так не беспокоит. Мне кажется, он что-то тебе хочет предложить, — добавила она многозначительно, продиктовал номер, и я трясущимися руками набрал его.

— Михаил Юрьевич! — обрадовался Испанов. — Вы-то мне и нужны. — И с места в карьер. — Мы решили экранизировать ваш роман об Андрее Панине!

Позднее я неоднократно слышал от него эту его фразу «вы-то мне и нужны», обращённую к совершенно разным людям, и понял, что так выражается его природный дар обаять и владеть душой собеседника. Но в тот момент я был чрезвычайно польщен, я подумал, что именно я, а никто другой нужен ему. Это крайне подкупало и обязывало.

— Я не против. — Я услышал, как учащённо бьется моё сердце, а на ладонях выступает пот, и подумав, что так можно получить инфаркт. — Но он ещё не издан? И непонятно, будет издан или нет, — пробормотал я в полном смущении.

Потом я понял, что для Москвы это не подходит, надо делать хорошую мину даже при очень неудачном раскладе судьбы и бодро улыбаться, даже если у тебя мокрые штаны и прорехи в карманах, иначе обойдут на повороте. Слишком велика конкуренция, слишком циничны противники и слишком большие ставки.