Жиль Легардинье - Больше не промахнусь!

За целый день – всего несколько строк. Моя бывшая преподавательница французского побила бы меня.

Признаюсь, в процессе написания я думала о своем тайном воздыхателе. Ведь ему тоже приходится взвешивать каждое слово. Он также должен учитывать все возможные смыслы, которые могут зазвучать во фразе. И он наверняка боится быть непонятым и отвергнутым. Внезапно я чувствую себя ближе к нему. Мне кажется, местами мое сочинение похоже на то, что писал он. Странное чувство. Я по-прежнему не представляю себе его внешность, но теперь лучше его понимаю. И он меня уже не так пугает.

Я весь вечер перечитывала письмо Эмили. И даже спросила совета у Парацетамола. Мне показалось, он одобряет мой поступок. Тем лучше. Теперь я окончательно успокоилась. Если кот согласен, чтобы я отправила фальшивое письмо, это хороший знак. У меня все получится!

Сегодня утром я вышла из дома на час раньше, чтобы успеть перед работой доставить письмо. На лестнице я встретила маленькое семейство с шестого этажа, отправлявшееся в ясли. Я уже привыкла жить в этом доме и начинаю узнавать соседей. Почти всех детей я знаю по именам. Большинство обращается ко мне «мадам», кто-то называет по имени – так мне больше нравится. Будь у меня дети, я бы давно сблизилась с кем-нибудь из их матерей. Но поскольку я не замужем и детей у меня нет, я остаюсь в стороне. Как говорила бабушка Валентина, рыбак рыбака видит издалека.

Ромен Дюссар, кажется, меня избегает. Когда я переехала, мы часто встречались. Он будто случайно выходил всегда в то же время, что и я. Но с появлением писем и после неудавшегося свидания его и след простыл.

На автобусной остановке сидит маленькая пожилая дама. Я вижу ее каждое утро. Волосы с проседью, собранные в пучок, длинное пальто, как у моей мамы, на шее платок. Она всегда сидит на краешке лавки, сложив руки на сумке. Я обратила на нее внимание сразу же после того, как переехала в этот квартал, поскольку считала, что в ее возрасте на работу уже не ходят. Должно быть, она садится на какой-то другой автобус, поскольку вместе со мной она никогда не ездила. Мы часто улыбаемся друг другу, иногда обмениваемся привычными фразами о погоде. Ее усталая улыбка напоминает мне мамину.

– Доброе утро, мадам, как поживаете?

– Отлично, спасибо. К счастью, дождя сегодня нет, и уже не так холодно.

– Вы сегодня тоже решили поехать на работу пораньше?

– Нет, я не еду на работу. Я жду Анри.

Я удивлена, но мой автобус приходит раньше, чем я успеваю спросить что-то еще.

– Хорошего дня, мадам! – говорю я, запрыгивая на подножку.

– Вам тоже.

Я смотрю на нее, пока автобус не сворачивает за угол. Кто такой Анри? Она что, ждет его каждый день? Еще одна женщина, которая тратит свое время на мужчин.

Я бросила письмо в почтовый ящик соседа Эмили, приняв усиленные меры предосторожности, чтобы она не заметила меня у себя во дворе. Я шла, прячась за людьми, прыгала от одной припаркованной машины к другой. Если бы меня кто-то увидел, то решил бы, что на этот раз психушка плачет по мне. Меня поместят вместе с Валери и Эмили в опечатанную палату для ведьм. Нас становится все больше, палату придется расширять.

При входе в контору я обнаруживаю Петулу, которая старательно заполняет поздравительную открытку на офисной стойке. Я подхожу ближе и краем глаза замечаю, что она пишет:

С днем рождения, бабуля, я приеду в воскресенье.

Твоя маленькая балерина.

С днем рождения, бабуля, я приеду в воскресенье.

Твоя маленькая балерина.

С днем рождения, бабуля, я приеду в воскресенье.

Твоя маленькая балерина.

С днем рождения, бабуля, я приеду в воскресенье.

Твоя маленькая балерина.

С днем рождения, бабуля, я приеду в воскресенье.

Твоя маленькая балерина.

Одна и та же фраза, пять раз.

– Добрый день, Петула.

– Привет, Мари.

Она поднимает лицо, и я вижу, что она недавно плакала. Я с детства не способна оставаться равнодушной, когда кому-то грустно. В последние недели я сама была настолько несчастной, что у меня не было сил сочувствовать чужой боли. Видимо, я пошла на поправку, раз замечаю, что коллега чем-то опечалена.

– Петула, все в порядке?

– Кажется, да.

– Это из-за открытки?

– Не только.

Я подхожу ближе. Она порывистым жестом показывает мне открытку. Несколько блеклый акварельный рисунок: пышный цветущий сад вокруг маленького домика с соломенной крышей.

– Это для моей бабушки…

– Очень мило. Не хочу показаться бестактной, но ты написала одно и то же несколько раз?..

– У нее болезнь Альцгеймера. Когда она дочитывает строчку до конца, тут же все забывает. Поэтому я и повторяю. Так у нее будет пять маленьких радостей в секунду. Более продолжительные ей уже недоступны.

– Замечательная идея! Но не нужно так расстраиваться…

– Знаешь, это не из-за болезни бабули, – вздыхает Петула. – За семь лет я успела к ней привыкнуть. Нет, я грущу из-за подписи. С самого детства бабуля была единственной, кто меня поддерживал в моем стремлении стать звездой балета. Уже в пять лет я танцевала у нее в гостиной. Она ставила классическую музыку, и ее персидский ковер превращался в мою сцену! Не сосчитать, сколько раз я роняла ее безделушки, делая пируэты, но она никогда не переставала мне аплодировать. Она называла меня своей маленькой балериной. А теперь все кончено. Все это уже в прошлом. – Едва сдерживая слезы, Петула опускает глаза. – Я встречалась с людьми из театра. Они выбрали не меня. Моя мечта рухнула. Это был мой последний шанс, я так решила. И у меня ничего не вышло. Все кончено. Знаешь, Мари, я даже рада, что бабуля потеряла память, зато не станет свидетелем моего провала.

На этот раз Петула начинает плакать. Она держится прямо, с достоинством, но ее красивое личико искажается. Она пытается сдержать слезы, но у нее ничего не выходит. Я прекрасно знаю, как это бывает. Обхожу стойку и обнимаю Петулу. Она прижимается ко мне.

– Когда ты узнала, что тебя не берут?

– Вчера вечером услышала сообщение на автоответчике. Им даже не хватило смелости сказать мне об этом в лицо.

– Твое разочарование вполне понятно, но не стоит идти на поводу у эмоций. Мало кому удается добиться чего-то с первого раза.

– Это был не первый раз. Я не считала, но это, наверное, уже двухсотый…

В холле появляется Нотело. Увидев нас, он вздрагивает от возмущения.

– Очень трогательное зрелище, дамы, но у вас полно других дел. Если придут клиенты, они решат, что у нас несерьезное учреждение…

Однажды я устрою этому гаду такой же фейерверк, какой получил Дебле. Однако день сегодня начался не самым лучшим образом.

Возле кофемашины развернулось настоящее совещание. Флоранс, Валери и мы с Эмили подводим итоги, украдкой наблюдая за кабинетом Дебле.