Денис Епифанцев - Слова и жесты

У меня, кажется, начинается приступ паники и паранойи.

Дышу медленно, кручу в пальцах зажигалку.

– Я всегда знал, что общаться с автором нельзя. Нельзя у него спрашивать, что он имел в виду. Потому что там, где ты видишь лес, и горы, и море, замок на скале и даль в розовой дымке, автор, оказывается, выпиливал фанеру, а все, что ты видишь – это просто сверху накапало, когда фанера лежала на чердаке. А он просто выпиливал углы в девяносто градусов, он к этому лесу и дымке никакого отношения не имеет.

На меня тихо накатывает тошнота и страх. Я вдруг перестаю себя контролировать, и все тело покрывается холодным потом. Мне кажется, что все вокруг смотрят на меня внимательно и осуждающе, агрессивно. Я знаю, что мне все это кажется, но паника сильнее. Я пытаюсь замаскироваться под своего. Для этого я замираю, уставившись пустым взглядом в стол и много раз повторяю про себя «ясвойясвойясвой». Но уже через секунду следующая волна паники и паранойи приносит мысль, что так я выгляжу еще подозрительнее и надо вести себя непринужденно.

Чтобы вернуть происходящему непринужденность я говорю:

– Мы с Машкой собираемся в «Фэрбенкс». Ты там сегодня будешь?

В этот момент в голове мелькает не мысль, а ощущение, что холодный едкий пот, которым я весь покрылся, испортит мой так тщательно собранный костюм, что мне сейчас нужно будет ехать и менять рубашку, а лучше вообще принять душ. Из-за всего сразу я перестаю себя контролировать и говорю вот эту чушь про «Фэрбенкс». Зачем я это говорю? Это пустая, бессмысленная фраза, которой могли бы обменяться все здесь присутствующие, но только не мы с Темой. Потому что нет ничего хуже бессмысленных и пустых фраз. Это правило, которое нельзя нарушать. Нельзя говорить бессмысленных ритуальных фраз о погоде, тем более, когда ему, я вижу, плохо.

Тема внимательно смотрит на меня. Где-то в глубине глаз мелькает понимание. На секунду. Потом эта искра тухнет. Он немного пьян и тоже не контролирует себя.

Не хочет контролировать. Иногда друзья нужны именно для того, чтобы ты мог побыть хотя бы пару секунд в отключке.

– Нет. Сегодня нет. Я завтра иду в посольство Австралии, я хочу визу, чтобы уехать отсюда. Навсегда. Я не хочу тут жить. Мне надоело. Я хочу океан, солнце, девчонок в купальниках. Мне надо выспаться. Хочешь? – он протягивает мне фляжку.

– Тем, пойдем покурим. То есть нет. Тем, пойдем отсюда.

Тема оглядывается кругом. В его глазах последовательно мелькает ужас маленького мальчика и отчаяние осознавшего свое бессилие старика. Потом лицо собирается, взгляд становится холодным и презрительным. Он выпрямляет спину, берет салфетку и вытирает руки.

– Да. Ты прав. Пойдем.

Мы идем. Хорошие кожаные сандалии. Мешковатые штаны цвета хаки из хлопка, темная гавайская рубаха с коротким рукавом. Рубаха винтажная, сделанная в пятидесятые на Гавайях по оригинальным технологиям. Кожаная сумка на заказ. На сумке значок «I love shopping».

Все очень аккуратно. Все цвета правильные. Хороший силуэт. Он выглядит так, как будто специально ничего не делал, надел первое, что было, но если начать вглядываться, то нет ни одной ошибки.

Аккуратная короткая прическа, сделанная в модном месте.

Удивительно, как в его возрасте может быть такой хороший вкус. То, чему другие учатся годами, ходят по музеям, слушают лекции, советуются со специалистами и читают в книгах, Тема просто знает.

И очень хорошее чувство юмора.

Хотя, возможно, об этом я думаю прямо сейчас, эти вещи должны быть связаны. Ирония по отношению к самому себе, абсолютное знание, что ты при любом раскладе, с точки зрения вселенной, смешное насекомое, которое становится еще смешнее с каждой оторванной лапкой, и есть, видимо, залог хорошего вкуса. На похороны надо надевать самое лучшее.

Хотя и слово «вкус» тут явно не то. Но я немного хлебнул из фляжки, и наступил тот момент, когда слова вдруг пропали. Слово «вкус» не то, которое мне нужно. Но другого сейчас у меня нет.

И Тема это знает. А я знаю, что он знает. А он знает, что я знаю, что он знает. И мы можем молчать и молча все знать. Поэтому я с ним и общаюсь.

По улице, освещенной только светом окон жилых домов, мы дошли до набережной. Всегда удивляла эта манера: яркие и переливающиеся всеми огнями центральные улицы, с которых лучше не сворачивать, потому что тут же в темноте сломаешь голову.

Сзади нас прозвенел трамвай, и мне кажется, я слышал голос, который объявил следующую остановку, или мне показалось. Как будто эхо пронеслось над водой. Из трамвая высыпали люди. В такой обстановке, как сейчас – теплый летне-осенний вечер, набережная, дым сигарет – голос из трамвая звучит, как голос из вчерашнего дня.

Мы закурили. В воде отражаются огни заведений через реку. Первая линия – стриптиз-бар, выше храм, выше реклама сотового оператора.

– Почему в Австралию?

– Там спокойно.

Я чувствую, что ему легче. Мимо проносится машина, из нее раздается ровный бит какого-то дешевого русского рэпа. Это такая музыка, где мужик со словечками из тюремного сленга рассказывает, как он хочет, чтобы телочка вышла за него замуж, родила ему детей. И там обязательно есть какая-нибудь игра слов, что, мол, он будет ее ебать до старости, но слово «ебать» не произносится, а как-то закручивается, но все понимают, что имелось в виду. А девушка в припеве поет какой-то набор слов без рифмы, который должен производить впечатление глубокого, сильного и необычного поэтического образа. Правда в клипе эта девушка всегда выглядит, как стиптизерша из заведения через реку, которой выпал джек-пот, и в ее смену в клуб пришел дикий инвестор.

Меня передергивает. Машина уезжает дальше по улице, бит постепенно затихает, как будто его оборачивают войлоком. Над водой вообще все звуки звучат так, как будто их оборачивают войлоком.

– Я где-то читал, – говорит Тема, – что жители Мельбурна, или как там называется их второй город, не любят жителей Сиднея. Или наоборот. В общем, кто-то из них утром до работы едет к океану и катается час на доске, а потом едут на работу. Камбера? Нет? То есть мне совершенно не важно, кто к кому как относится, я просто тоже хочу утром с восьми до девяти кататься на доске, а потом ехать на работу. Мне почему-то кажется, что если я буду так делать – это будет правильно, если буду так жить, я буду гораздо счастливее – есть в этом какая-то справедливость. Такая – вселенская. Да и не происходит там ничего, недавно только впервые за сто или сколько лет какие-то волнения, и снова никаких новостей. Австралия – самая спокойная страна. И я все узнал, там квартиру стоит снимать шестьсот долларов, а разнорабочий в кафе без знания языка зарабатывает тысячу двести долларов. Что, я не смогу быть разнорабочим? Ты же помнишь, я же даже плитку класть могу.