Денис Епифанцев - Слова и жесты

Теперь свет неоновых реклам на противоположном здании освещает комнату. Видно стену, на которой висит большая картина площадью пять или шесть квадратных метров – койот из мультфильма «Warner Bros». Он стоит на фоне железнодорожного тоннеля с плакатом «STOP In the name of humanity». Выполнено все акрилом в кислотных цветах. Работа очень тщательная, не такая грубая, как у Уорхола, но и не такая формалистская, как у Лихтенштейна.

Я иду в душ. Осторожно и зажмурившись открываю дверь. Яркий свет, блестящий белый кафель, стекло и хром. Заходить в ванную из темного коридора больно. Глаза привыкают медленно. Теплые полы, синие и красные полотенца, темно-бордовый деревянный комод с ароматизатором в стеклянной банке. Тягучая, маслянистая, медового цвета жидкость пахнет чем-то средним между древесными грибами и ладаном. Журналы и разные мелочи. Несессер с приспособлениями для ухода за ногтями. Мягкие халаты на вешалке. Душевая за стеклянной перегородкой. Шуршит стиральная машина, там не моя спортивная форма.

В ванной музыка звучит громче и увереннее. Хотя, возможно, это из-за яркого света и кафеля такой эффект. Теперь это Шуберт, «Piano Trio In E Flat Op. 100». Я оставляю колонку и телефон на комоде.

Я смотрю на себя в зеркало в полный рост.

У меня не плохое, но и не лучшее тело. Пресс очерчен, но без кубиков, руки имеют форму, но если сделать плечи – они будут выглядеть эффектней. Ноги у меня были красивыми всегда, мне даже ничего не нужно было делать, тут я выиграл в лотерею. Но я прекрасно помню своего отца, когда ему было почти сорок, и мне очевидно, что нельзя распускать себя, не стоит забывать о себе.

И да. Я бы хотел выглядеть иначе. Чуть шире плечи и чуть уже задницу, более рельефный пресс. Быть более поджарым, с тонкой костью. Хотя, как говорят окружающие, худее быть нельзя.

Я не идеален. То есть, конечно, я часто слышу, что я красив. А иногда даже что идеален. И Маша, чье мнение для меня очень ценно, говорит, что все эти разговоры о том, чтобы выглядеть лучше, сделать еще что-то с собой – полная херня. «Ты красивый парень, – говорит она, – не парься, в мире всегда будет кто-то лучше тебя и кто-то уродливее. Но какая разница. Если то, что он красивее тебя или уродливее, видишь только ты сам».

Но на это я и не обращаю внимание. Внутри меня есть четкое представление о том, каким должен быть красивый мужчина. И этот идеальный образ, сидящий внутри меня, много для меня значит.

В некотором большом смысле я хочу быть похожим на тех порноактеров из любимых фильмов, которые я иногда смотрю. Да, у меня отличная сексуальная жизнь, но я смотрю порно. Я люблю порно. Еще и потому, что там видно, каким красивым может быть человеческое тело. Какими красивыми могут быть люди во время секса. Какими радостными.

Иногда я думаю о том, чтобы записать наш секс на видео. Но видеокамеры у меня нет, а использовать телефон или компьютер для этого мешает моя паранойя. Если есть хотя бы самый маленький шанс, что это видео попадет в интернет… что я тогда буду делать? Что будет, если однажды я открою «Pornhub» и увижу там себя?

Я думаю, что, скорее всего, мне не понравится. Хотя я и понимаю, что это будет исключительно потому, что я сам себе не нравлюсь. Я не люблю себя. Это мое внутреннее чувство вины, мое мелкое наказание самого себя. Мои родители не были счастливыми людьми, и хотя они научили меня многому, но вот любить себя и радоваться тому, какой ты есть – этому они меня не научили.

Поэтому теперь вот этот поиск дисбаланса, готовность к разрушению, ожидание поворота к худшему, небольшая дисгармония – это что-то, что всегда есть во мне. Иногда я думаю, что не стоит снова и снова усложнять себе жизнь, и, возможно, все может быть проще. Но потом инстинктом зверя я нахожу тонкое место и рву цепь.

И да, это важно. Смысл не в том, чтобы сохранить цепь. Сила цепи проверяется ее самым слабым звеном, но смысл в том, чтобы ее разорвать. Когда ты можешь найти слабое место и разорвать последовательность – ты готов к переменам, открыт возможностям, ты их ищешь. Ты можешь выйти за пределы ожидаемого, контролируемого, предсказуемого. Ты можешь увидеть все с такой стороны, с которой никто бы и не подумал. Цепь должна быть разорвана.

Если все будет предсказуемо и ожидаемо, если твоя жизнь превратиться в вечное «да» – жить дальше незачем. «Мыслить» значит говорить «нет». Поэтому я смотрю на себя критически. На свое тело.

Второй слой моего тела – мои татуировки. Первый слой – мышцы и кожа, второй слой – знаки. Перевернутая звезда и свастика на груди – Машин подарок на двадцатиоднолетие. Иероглиф «смерть» на правом запястье – сделал через два дня после похорон. И число XVI на левом предплечье.

XVI – это из Джойса. Шестнадцатая глава «Улисса», в которой герои добираются до портового кабака. У них четыре часа ночи, глаза слипаются, они устали, разговор не клеится. Уже очевидно, что Телемах не опознал Одиссея, да и Одиссей оказался не таким уж героическим, как мы надеялись в начале. Everyone man. Всего лишь.

И вот в этом портовом дешевом кабаке появляется моряк, который говорит, что-то говорит, рассказывает какие-то истории, кружит эту речь, сваливает ее, комкает месиво из слов. И у него есть татуировка – XVI.

В комментариях к этой главе переводчик пишет, что в XIX веке такая татуировка была знаком гомосексуалистов, и таким образом этот герой, очевидно, гей. Плеть, ром и содомия – единственные традиции Королевского флота. Но мне кажется, что переводчик не прав. Это число шестнадцать, вытатуированное у моряка, просто обозначает, что он и есть рассказчик этой главы. Он ее тело. Глава эта странная, слова путаются, никак между собой не складываются. Это глава, как пишет переводчик, с анти-речью, с анти-текстом. Чем же тогда этот косноязычный моряк плох как рассказчик? Как раз такой и нужен – говорит с трудом, формулирует без логики и правил. Почему бы всей этой главе не быть татуировкой на его теле? Синей, расползшейся, неграмотной татуировкой, набитой во время шторма в пьяном угаре.

В общем, когда я делал свою XVI, я превращал себя в хороший текст.

А когда меня спрашивают про перевернутую звезду и свастику, я чаще всего отвечаю, что это знак свободы. Вот вам два самых страшных символа западной цивилизации на моей груди. Фашистская свастика и звезда антихриста. Одна про идеологию, другая про религию. Одна про очищение крови путем уничтожениях всех, кто тебе не близок (возлюби же ближнего, как самого себя, а если не можешь, уничтожь и возлюби тех, кто остался), другая про подчинение без сомнения, про умножение вины. Обе про машину по созданию виновности. Ты виноват по рождению.

И я их смешиваю в красивом узоре. Но удивительно, они не дают плюса, хотя, казалось бы, минус на минус должны давать плюс, а эти два обращаются в пустоту. Это такая дыра у меня на груди, которую большинство не хочет замечать. Люди видят этот знак и отворачиваются. Когда я прихожу на пляж или переодеваюсь в бассейне – люди не видят меня. Эта пустота распространяется на все мое тело. Не замечая знака, им приходится не замечать и моего существования – и тогда я могу делать все, что хочу. Вообще все.