Дарья Бобылёва - Вьюрки [журнальный вариант]

— Сго-рим к хре-нам, — отрешенно повторял он, медленно продвигаясь вперед.

Первой заметила зарево Тамара Яковлевна. Она приподнялась на кровати, зашевелилось одеяло, покрытое теплыми котами. Осторожно, чтобы ненароком не наступить на питомцев, которым она уже потеряла счет, Тамара Яковлевна подошла к окну и увидела столб огня у самого забора. Охнула — пожар! Мало ей Зинкиных козней, теперь еще и это. За помощью надо бежать, а как побежишь, если все Зинкиной крапивой и дурманом заросло. Спасу не было от этой зеленой дряни, хорошо хоть, кошки ей помочь пытались. Грызли, выкапывали — и не травились, знают животные, что есть можно, а что нет.

Тамара Яковлевна толкнула дверь — ну точно, не открывается, опять бешеным огурцом затянуло. Зинка ее постоянно так замуровывала в даче, и окон целых не осталось, еле успевала дыры затыкать тряпками. Зарево разгоралось все ярче, и Тамара Яковлевна испугалась — так и сгореть можно. Пожар тоже Зинка небось устроила, ведьма.

И тут забор затрещал, но не от огня, его определенно кто-то рубил. Ошарашенная, она молча наблюдала, как ломают ее ограду — теперь на фоне зарева были различимы силуэты людей. Тех самых, к которым она собиралась бежать за помощью. Размахивая топорами, вилами, какими-то палками, они продвигались к дому Тамары Яковлевны. И к дому ее соседки тоже, толпа не замечала линию воображаемого забора. Пинали кошек, рубили отяжелевшие от плодов растительные плети. Сквозь треск слышались злые и деловитые выкрики. Факелы и топоры, думала в ужасе Тамара Яковлевна, совсем как в Средневековье.

Из памяти вдруг вынырнуло страдающее лицо всеми старательно забытого Кожебаткина. А ведь тогда так же было — вломились ночью, толпой… А Зинка-то спит небось и ничего не знает, заволновалась Тамара Яковлевна. Она же там одна совсем. Обе они были всегда совсем одни, одни друг у дружки — детей не дождешься, у внуков не допросишься, а соседям — какое дело? Тюкнут тяпкой, и всё. А когда у нее тяпка сломалась, Зинаида Ивановна ей свою отдала, без возврата. И вареньем из ревеня угощала, и баранками, и так хорошо они пили чай перед телевизором в прежние времена. Всякое они, конечно, наговорили друг другу и наделали тоже всякого, но Зинаида Ивановна уж точно не пришла бы к ней ночью, разломав забор, с огнем и топором…

И был-то на всем свете один проверенный, порядочный человек — Зинаида Ивановна, всегда ведь думалось — как с соседкой повезло. Тамара Яковлевна опустилась на кровать, прижала к груди глупую кошку-трехцветку и заплакала.

Зинаида Ивановна тоже сидела у окна, смотрела на приближающуюся толпу, которая топтала беззащитные лилии и нежные сахарные арбузики, и тоже плакала. И думала, что это бес ее попутал, рассказывали же по телевизору, как путают бесы хороших людей, заставляют творить невесть что, а она ведь хорошая, она никому зла не желала, и Тамара Яковлевна хорошая, что же они наделали…

Ветки, с шумом колыхнувшись напоследок, замерли, как и полагается в безветренную ночь. Умолкли и растворились в темноте кошки. Взбудораженные дачники еще пару минут сражались по инерции, пока не заметили полное отсутствие сопротивления. Только огонь потрескивал.

Перемазанный сажей Валерыч включил фонарик и поводил им по сторонам. Зверей нигде видно не было. Заросли пожухли и как-то поскучнели, за одно неуловимое мгновение превратившись из растительных монстров в обыкновенные сорняки. Это ж сколько полоть теперь придется, по-хозяйски подумал Валерыч.

— Затаптываем огонь, затаптываем! — спохватившись, принялась командовать председательша.

Тамара Яковлевна испуганно подпрыгнула, услышав стук в дверь. Зарево погасло, но на участке еще слышались шум и голоса. Решив, что разъяренная толпа стучаться все-таки не станет, Тамара Яковлевна осторожно отодвинула щеколду, но цепочку оставила. На пороге стояла взволнованная Зинаида Ивановна в ночной сорочке и с фонариком.

— Вы уж извините, если что не так… — всхлипнула она. — Если вдруг там что, простите, бес попутал…

— Нет, нет, это вы меня простите. Если вдруг чем обидела…

Тамара Яковлевна просунула в щель под цепочкой дрожащую руку, Зинаида Ивановна порывисто ее пожала. И соседки с облегчением друг другу улыбнулись.

Дачные джунгли засохли в несколько дней. Кошек у Тамары Яковлевны прибавилось — теперь в даче и около паслось штук десять, все мирные и ленивые. А остальная стая как-то сама собой рассосалась.

Юлька впервые приехала на дачу уже взрослой, четырнадцатилетней. Дачное детство с круглосуточным катанием на велосипедах, заклятыми подружками и секретными лесными шалашами просвистело мимо. Летом Юлька изредка ездила с родителями на море, а в основном сидела в городе, точнее в интернете, где и обзавелась ником Юки, который старалась перетащить в реальную жизнь. Юки была «вся такая сама по себе», свободное время просиживала, уткнувшись то в ноутбук, то в книжку. Больше всего на свете она любила грызть что-нибудь и ужасаться, желательно — одновременно. Вот и увлеклась всякой эзотерикой, а в тринадцать лет, окончательно убедившись в наличии у себя ведьмовского дара, покрасилась в радикальный черный.

Прежде дачей владела Юлькина бабушка, имевшая среди родни репутацию не то чтобы Бабы-яги, но Снежной королевы точно: живет где-то далеко, плетет, по слухам, козни и интриги, и лучше к ней не соваться. Тем более что она никого близко и не подпускает — бабушка тоже была «вся такая сама по себе».

Потом случилась обычная история — бабушка постарела, сдала позиции, потеряла ледяную твердость и завещала дачу сыну-недотепе и его стерве, Юкиным папе с мамой. Завещала — и через пару месяцев умерла. Так что впервые Юки увидела легендарную дачу в поселке Вьюрки только после бабушкиной смерти. И обнаружила, что ничего тут особенного нет. Заросший участок, ветхий дом, деловито катающиеся по полу мыши, какие-то кастрюльки, баночки, заскорузлые тряпочки — всё для старческого дачного удобства. И буйный плющ, затянувший всё неприглядное. Плющ Юки понравился: он густо оплетал потемневшие стены и забор и можно было представить, будто перед тобой старинное поместье, населенное сотканными из холодного тумана призраками.

Первое лето бывали наездами, расчищали, выкидывали хлам, обустроили для жилья самую крепкую из пристроек. Большой дом для жизни был пока непригоден. Юки несколько раз ходила тайком в эту развалину ночью, со свечой — лучше любого ужастика. Дом наполнялся скачущими тенями, шуршал, скрипел, а в ветреную погоду постанывал, точно больной великан. Но призрак бабушки вызвать так и не удалось, хотя Юки старалась изо всех сил.

Юки была завсегдатаем эзотерических форумов, совершала вычитанные там обряды и выдумывала свои, более действенные, переписывала в блокнотик заклинания, хранила в особой шкатулке магические амулеты и камни. Она рассказывала немногочисленным дачным подросткам о своем мощном биополе и необыкновенной ауре, объявила покойную бабушку сильнейшей колдуньей. Юки надеялась, что они восхитятся ее потомственной экстраординарностью и побыстрее примут в компанию. Но они и так приняли, а Юки быстро разочаровалась — вьюрковский молодняк показался ей скучным и гоповатым.