Дарья Бобылёва - Вьюрки [журнальный вариант]

— Была она тут, вон, разгромила все! — упрямо зашипела Юки. — Я на два оборота заперла, не могла она выбраться!

— Может, в комнату переползла? — пожал плечами Пашка, и Юки вздрогнула, представив, как девочка ползает в темноте у нее под кроватью.

В жилой комнате они тоже никого не нашли, хоть и обшарили все углы, перепачкавшись в пыли и паутине. Пашка скептически покосился на разложенные у двери магические предметы, и Юки торопливо принялась укладывать обратно в шкатулку яшму, свечу из пчелиного воска, птичью лапку… Когда она стирала с двери руну, нарисованную мелком от тараканов, Пашка предложил на всякий случай переночевать у него, раз она так боится.

— Ты чего? — вытаращила глаза Юки.

— Да нет, там два дивана, и вообще я на веранде могу… — смутился Пашка. — Или у Катьки переночуй, пошли к Катьке, а?

Юки представила, как неудобно ей будет в чужом доме — спать вполглаза, чтобы не скинуть одеяло и не оголиться. И все время посматривать, не идет ли кто, когда она в ночнушке будет выскальзывать ночью в туалет, а она будет (мама даже отправила ее однажды к врачу по этому поводу, мол, бегает и бегает, может, застудилась, но врач постановил, что все в порядке, просто вот такая стыдная особенность). Не попросишь же у Кати поставить ей ведро, как она сама обычно в своем флигеле и делала, и уж тем более не объяснишь все эти тонкости Пашке. Таинственная юная дева, потомственная ведьма — и ведро…

— Не пойду я никуда, — буркнула Юки. — Сам говоришь, что показалось. Я лучше тут. И дверь запру.

— А вдруг… — неопределенно забеспокоился Пашка. — Люди пропадают… Мало ли.

У Юки сердце задрожало от восторга: волнуется Пашка за нее!

— А ты оставайся, будешь меня охранять. Я тебе в предбаннике раскладушку поставлю. Заодно узнаем, чудится мне или нет.

Юки хихикала, но в ее заполошном кокетстве сквозила искренняя надежда.

— Я тебе бобик, что ли, в предбаннике спать? — обиженно сказал Пашка. — Ладно, ночуй где нравится. Но если чего — сразу ори.

— Буду. — Юки тоже немного обиделась. — Еще как буду.

Пашка допоздна просидел в гостях, веселил Юки байками и анекдотами. А потом все-таки ушел, погрохотав предварительно во всех углах шваброй. Дверь из комнаты в предбанник он оставил открытой настежь.

Юки смотрела-смотрела на этот крохотный безобидный закуток и в конце концов решила, что ночевать тут не будет. Ведь есть еще большой дом, уже полы перестелили, так что раскладушку можно ставить спокойно.

И Юки принялась перетаскивать спальные принадлежности в одну из комнат бабушкиного дома, почти полностью отремонтированную. Решение ее кому угодно показалось бы сомнительным: пустой старый дом вряд ли был безопасным местом для ночевки. Но, во-первых, советчиков поблизости не наблюдалось, во-вторых, Юки было пятнадцать, а в-третьих, ей все-таки мешала мыслить здраво легкая, приправленная страхом эйфория, ведь именно ею, лично ею заинтересовалось сверхъестественное существо. И теперь нужно выяснить, кто оно и что ему нужно, главное — не впадать в панику. Или впадать, но не сразу.

Вокруг раскладушки Юки разложила осмеянные Пашкой амулеты, насыпала круг из соли — очень экономный, ведь так и всю пачку можно израсходовать — и легла спать. Под подушку она спрятала фонарик и складной нож.

В бабушкином доме не было и намека на безмятежную ватную тишину, которую так ценят любители дачного отдыха. Все время что-то потрескивало, поскрипывало, щелкало, возились под полом мыши. Пахло свежим деревом и строительными пропитками. Юки вслушивалась, всматривалась, вертелась, сбивая простыню в комок, и думала, что ни за что не заснет. Сердце билось так сильно, что грудь вздрагивала под одеялом, в голове было тревожно и ясно…

А потом очертания голого скелета комнаты, хорошо различимые в сумерках, дрогнули, затуманились и стали обрастать жилой плотью. Зазмеился по стенам растительный орнамент, укрепился, расцвел и превратился в цветочные обои. Что-то вспучило их изнутри, и под обоями налились уродливые узлы. Эти новообразования постепенно увеличивались, темнели, выламывались из стен и становились шкафами, стульями, зеркалами. Окно подернулось занавеской, запахло чужим старым жильем… И в комнату бесшумно вошла бабушка — высокая, прямая, иссушенная. Снежная королева, превращенная старостью в Бабу-ягу. Ее лицо, которого Юки не помнила, было мягко затушевано темнотой. Бабушка держала в руках блюдо, прикрытое полотенцем.

— Вот, с вареньем тебе испекла, — сказала она. — Чтобы жить сладко было.

— Спасибо, — хотела ответить Юки, но голоса почему-то не было.

— Надо, чтобы жили тут. Чтобы приглядывали. За ребеночком всегда пригляд нужен.

Бабушка сдернула полотенце, но вместо обещанного пирога под ним был перевязанный лентой продолговатый кружевной сверток. Бабушка вскрикнула и уронила блюдо, а упавший сверток быстрой гусеницей пополз прямо к раскладушке…

Юки заметалась, пытаясь подняться, и проснулась. В ушах отдавался эхом пронзительный бабушкин крик — прямо как в ту ночь, когда она впервые услышала странные звуки в предбаннике. Трясущейся рукой она выдернула из-под подушки фонарик. Полоска света пробежала по голым новеньким доскам, нашла дверной проем, скользнула по потолку, опустилась. Не заметив ничего подозрительного, Юки выдохнула и перехватила фонарик поудобнее. Дрогнул призрачный световой кружок на полу, и противоестественно укороченная белая фигурка прыгнула невесть откуда прямо в него. В распахнутом жабьем рте Юки отчетливо увидела гнилые, стершиеся почти под корень молочные зубки.

Она сама не поняла, как оказалась в другой комнате. Только одно помнила до дрожи отчетливо: как кружевное существо с легкостью запрыгнуло к ней на раскладушку, доказав полную бесполезность всех оберегов. Оно приземлилось Юки прямо на ноги, и через тонкое одеяло она почувствовала неоспоримо реальную, холодную тяжесть. Юки быстро обшарила комнату лучом фонарика, увидела темнеющий впереди дверной проем — новую дверь здесь еще не поставили — и бросилась туда. Но неожиданно и больно обо что-то споткнулась. Препятствие с гулким грохотом откатилось в одну сторону, Юки, обдирая коленки, — в другую. Оказывается, она налетела на неизвестно откуда взявшийся эмалированный таз.

Сзади послышалось торопливое шлеп-шлеп-шлеп. Юки выключила фонарик, надеясь проскочить в темноте незамеченной, кинулась к выходу из комнаты — и с размаху врезалась в дверь. В запертую дверь, которой здесь не было и быть не могло. Юки зашарила в отчаянии руками по рассохшемуся дереву, но так и не нашла ни щеколды, ни крючка, зато нащупала чуть правее стену с бумажными струпьями обоев — их до последней полоски содрали перед ремонтом. Судорожно выдохнув, Юки снова включила фонарик.