Дарья Бобылёва - Вьюрки [журнальный вариант]

Мама стала сердитая, и Ромочкины любимые картофельные оладьи теперь каждый раз подгорали. Ромочка осторожно выплевывал черные корки и складывал на клеенке, в сердцевине большого нарисованного цветка, а мама ругалась и даже раз стеганула Ромочку полотенцем. И перестала подтыкать ему одеяло — и Ромочка почуял приближение катастрофы. Мама тоже становилась чужой и странной.

А потом она разбудила Ромочку, когда даже лягушки на реке еще молчали. Мама стояла у кровати в полосатой кофте, с волосами, аккуратно прибранными под платок, — она одевалась так, когда ехала в город. Ромочка сказал, что в город нельзя, ведь дороги больше нет, и в лесу стережет тот, высоченный, а в поле — другой, его почти не видно, потому что он стелется по земле, и это он растягивает поле, никому не давая уйти. Мама заплакала и велела Ромочке хорошо себя вести, хорошо кушать — она оставила ему полную миску оладий на кухне — и слушаться тетю Лиду, которая будет за ним присматривать. Ромочка тоже с готовностью сморщился, замычал басовито и расплакался. Мама рывком поправила сумку на плече и захлопнула за собой дверь.

Ромочка бежал за ней по поселку, ревел и просил вернуться, а мама вдруг схватила с земли палку и двинулась на Ромочку, неуклюже ею размахивая:

— Уйди! У-уйди!.. Куда без лекарств? А если приступ? У-уйди!

И таким страшным был голос, что Ромочка испугался и побежал обратно к калитке. Даже не успев сказать, что таблетки он много дней не пьет, высыпает под матрац, чтобы мама не волновалась, когда они закончатся, — вон их сколько. И ему гораздо лучше, приступов никаких, он стал совсем здоровый…

Тетя Лида действительно иногда приходила, кормила и умывала Ромочку, но он чувствовал, что этой обязанностью она тяготится. Она старалась уйти побыстрее, и Ромочка так и не понял, что же в нем такого гадкого, он и в зеркало смотрелся, и нюхал себя, и даже высмаркивался заранее, увидев за забором тети-Лидину косынку. А больше не приходил никто. Как будто во Вьюрках не заметили, что Ромочка остался один.

Мама не возвращалась, а в даче все до сих пор ею пахло. Чтобы не задохнуться от тоски, Ромочка старался проводить там как можно меньше времени. Он бродил по улицам, собирал малину вдоль общего забора, за которым начинался лес, ловил на реке стрекоз. Взрослые сказали, что купаться больше нельзя, и Ромочка безропотно согласился. На реку никто не ходил, кроме рыбачки Кати, которая по-прежнему закидывала там свои удочки и сидела в ожидании первой дрожи поплавка.

Рассказывали, будто на реке страшные твари топят людей. Но Ромочка видел тех, кто здесь поселился: они были, скорее, робкие и пугливые. Прятались в воде, под корягами, только смутные тени иногда мелькали. Ромочка надеялся их выследить и рассмотреть, а может, поймать одну сачком, но они исчезали при малейшем шорохе, точно мальки на мелководье.

А другие тем временем обживались во Вьюрках, смелели, становились все заметнее, уплотняли очертания. В их подвижной бесформенной плоти проступали лица и глаза, они словно обтесывали сами себя по людскому подобию. Так меняет цвет осьминог, оказавшись на подкрашенном песке. Вспомнив передачу, в которой кидали в разноцветные аквариумы маленького уродливого осьминога, Ромочка тем же вечером увидел, как ползает в малиннике что-то по-осьминожьи многоногое, с круглым ртом в центре похожей на пульсирующий мешок головы, и очень испугался. Решил, раз они залезли в его мысли и там ищут себе обличье, то теперь он будет представлять что-нибудь приятное — птичек, котов, красивых девушек.

А потом Ромочка увидел маму. Бродил вдоль общего забора и вдруг заметил с той стороны знакомую фигуру. Сердце горячо трепыхнулось, он даже не разглядел маму, а угадал по очертаниям и сразу бросился к забору. Но замер, так и не сделав последних шагов.

Это была не мама. Это была страшная неживая штука, грубо и неточно повторяющая мамин облик. Она стояла неподвижно, и в ее остановившихся глазах зияла пустота. Сначала они научились походить на людей, а теперь учатся их подделывать, с ужасом понял Ромочка. Тот, из леса, забрал маму и вместо нее подкинул фальшивку. Ромочка сразу увидел, что за лицом, похожим на мамино, ничего нет: там белеют нежные ниточки плесени и жуки-древоточцы прокладывают ходы.

Поддельная мама подняла руку и слепо зашарила перед собой.

— Уйди! — заревел Ромочка.

Поддельная мама улыбнулась широким оскалом и попятилась в глубину леса так быстро, словно у нее были глаза на затылке. Ромочке намертво врезалось в память, как жуткая копия убегает спиной вперед, странно выгибая ноги. Но он не помнил, как добрался до дачи. Там он долго ревел на маминой кровати.

После этого Ромочка перестал выходить из дома. Запер дверь и не открывал даже тете Лиде. Питался сухими овсяными хлопьями и консервами, ходил на свой детский горшок, который изредка выплескивал за окно. Ромочка и раньше так реагировал на тяжелые внешние впечатления. Закрывался в комнате и сидел, угрюмо ожидая, когда неправильная реальность исчезнет.

Прошла неделя, прежде чем Ромочка повернул ключ в двери. Он вышел, вдохнул вечерний воздух, особенно вкусный после дачного смрада. И пошел мыться на реку. О том, что купаться запрещено, Ромочка забыл, да и неважно это было, ведь прошло достаточно времени, чтобы мир наконец исправился. Он сложил одежду горкой, зашел в воду и начал неуклюже плескаться. И тут кто-то отчетливо позвал:

— Ромочка.

Голос звучал не снаружи, а как будто внутри головы. Он был чистым и радостным, как у мамы, когда она возвращалась после удачного похода по магазинам, отхватив сразу и курицу по скидке, и конфет, и пачку отличных носков.

— Ромочка, а что я тебе принесла!

Они опять подглядывали ему в голову. Но голос, который повторял мамины слова, был таким ласковым, что в груди опять жадно трепыхнулось. И кто-то плеснулся в ответ в буроватой воде.

— Погляди, Ромочка…

— Ты что, а ну вылезай! — гаркнули с насыпи над берегом.

Незнакомый человек в очках скатился оттуда и запрыгал у кромки воды:

— Вылезай! Нельзя в реку! Люди пропадают!

— Потому что их зовут, — подумав, объяснил Ромочка.

Человек растерялся:

— Кто зовет?

— Не знаю. С реки зовут.

Так Ромочка случайно подарил Вьюркам присказку про «тех, кто зовет с реки». Он послушно вышел из воды, взял вещи под мышку и поднялся на насыпь вслед за тревожно озирающимся дяденькой в очках. Это был бывший фельдшер Гена, но познакомиться с ним Ромочка не догадался.

С тех пор он стал убегать на берег Сушки, чтобы посмотреть на зовущих с реки. Ромочка прятался за кустами, чтобы не спугнуть их и не полезть, забывшись, в воду. Их ласковый зов оказался чем-то вроде птичьей песни, которую они повторяли на разные лады, листая образы и воспоминания в Ромочкиной голове. Робеть они перестали. Подплывали к берегу, возились в зарослях кубышек, мастерили гирлянды из желтых цветов. А Ромочка смотрел и удивлялся, каким же глупым он был раньше. Ведь они казались ему неописуемого вида тварями, а теперь он ясно видел, что это чудесные девочки в липнущих к телу белых одеждах. Они гонялись друг за другом, вспенивая воду, выбирались погреться на стволы поваленных бобрами деревьев и исчезали при любом резком звуке. Они были такими красивыми, хрупкими, что сердце плавилось от немого обожания. Все нестерпимей хотелось скатиться по заросшему травой берегу и нырнуть к ним. Но дяденька в очках строго-настрого запретил приближаться к воде, а Ромочка верил взрослым и чтил их запреты. Уже то, что он приходил на реку, граничило со святотатством, но детское сознание Ромочки не могло совладать с любовью к чудесным девочкам.