Дарья Бобылёва - Вьюрки [журнальный вариант]

Он чуть было не повернул назад, когда однажды утром увидел на берегу рыбачку Катю. Но тут же заметил под плакучей ивой одну из белых девочек. Он постепенно научился отличать их, эта была тоненькая, с аккуратной головой, похожая на мамину безделушку — фарфоровую балерину. Ромочка не понял, как оказался на своем наблюдательном посту.

— Ромочка, — сказал у него в голове чистый радостный голос. — Пришел Ромочка.

Балерина осторожно приближалась к Кате. Ромочке нравилась Катя, только она всегда была грустная. Интересно, и сейчас грустная? Он пополз вниз по насыпи, чтобы увидеть хоть краешек Катиного лица. И обнаружил, что рыбу она ловить и не думает. Удочки, садок — все лежало без дела, а Катя, напряженно выпрямившись, смотрела туда, где покачивалась над водой голова балерины. Она тоже видела всяких-разных! Прижимаясь к земле и тщетно уворачиваясь от крапивы, Ромочка сползал к воде. И уже у самой кромки понял: Катя не просто наблюдает за девочкой, она с ней разговаривает. Так тихо, что нельзя расслышать ни слова, но девочка подплывала, как завороженная, точно Катя звала ее…

Ромочка потерял равновесие и шумно сполз в воду. Катя вздрогнула и обернулась, а балерина скрылась в глубине. Спустя мгновение Катя уже поднимала Ромочку на ноги и шепотом негодовала:

— Ты зачем пришел?!

— К девочкам… — смущенно пробасил Ромочка.

Катя нахмурилась:

— К каким девочкам?

— Которые в реке… вы же видели… я тоже на них смотреть хожу.

Ромочка бубнил объяснения, а сам разглядывал Катино лицо. Оно больше не было грустным, теперь в нем сквозил страх. У мамы становилось такое лицо, когда она видела паука. Она всю жизнь их боялась, но не как все тетеньки, а тяжело, по-настоящему. Ромочка скорее почувствовал, чем понял: Катя тоже увидела своего паука.

— Девочки… — повторила Катя и быстро зашептала: — Нельзя сюда ходить. Они тебя в воду заберут, и всё. Или подменят, отправят вместо тебя к нам лягушку здоровенную, а все будут думать, что это ты.

Ромочка представил, как лягушка гуляет по Вьюркам, а все с ней здороваются, и хихикнул.

— Я правду говорю. — Катя заглянула в Ромочкины безоблачные глаза, и ему стало не по себе. — Чтоб духу твоего здесь не было. Ты где живешь? Давай показывай.

Он зря ей доверился: Катя оказалась злой ябедой. Нажаловалась тете Лиде, что Ромочка на реке околачивается. Тетя Лида охала, а потом, не зная, как наказать великовозрастного чужого ребенка, чтобы понял, заперла его в даче. Сидеть взаперти не по собственной воле оказалось очень обидно. Ромочка побитым сенбернаром бродил по дому и плакал. У него отобрали чудесных девочек, а что он такого сделал…

В унынии и заточении прошло два дня. Приходила тетя Лида, оставила банку супа и снова заперла дверь. Она удивилась, что Ромочка не пытался убежать. А зачем и куда убегать, если нельзя на реку? Катя сказала, что будет его там караулить. И Ромочка представлял, как она караулит его под насыпью — с овчаркой на поводке, как пограничник. И тетя Лида, наверное, тоже станет караулить, вон какая сердитая. Его тайная дружба раскрыта, опозорена, и остаток жизни он проведет в разлуке с девочками.

Ночью он проснулся от шума. На кресле лежал странный желтый кирпичик. Ромочка повертел его в руках и понял — это маленький приемник; из крохотного динамика послышалось шипение, то нарастающее, то убывающее, как шум ночного леса. Колесико легко крутилось туда-сюда, и шум менялся, но не превращался в музыку и голоса.

— Ро…

Он замер, торопливо прокрутил обратно и прижал приемник к уху.

— Ромочка, — сказал из динамика легкий голос. — А мы к тебе. К тебе…

Они пришли следующим вечером. После заката, когда оранжевые всполохи еще горели в небе, сад вдруг наполнился шорохом и смехом, и чудесные девочки расселись в траве, закачались на ветках. Они перекидывались яблоками, теребили прислоненный к крыльцу велосипед — и вдруг разбежались, испуганные внезапным звонком.

Ромочка застыл у окна в безмолвном восторге, не выдавая своего присутствия. Но девочки сами его обнаружили и начали стучать по стеклу белыми пальцами. В сумерках казалось, что от них идет молочный свет. Ромочка распахнул окно. Множество нежных и очень холодных рук потянулось к нему, и он словно перетек в них, оказавшись каким-то образом уже за стенами дачи, в центре белого хоровода. Девочки окружили его, и каждая норовила дотронуться, погладить, пощекотать. От них пахло рекой, водорослями, и ледяное, прозрачное счастье медленно растекалось в сердце…

Вдруг послышался шум и крики. Девочки брызнули врассыпную, как стайка мальков, и Ромочка увидел Катю. Растрепанная, со строгим побелевшим лицом, она шла по садовой дорожке, замахиваясь на девочек пучком зелени и исступленно повторяя:

— Хрен да полынь! Плюнь да покинь!..

Присказка была дурацкая, Ромочка хихикнул. Но бедным девочкам было не до смеха, они испуганно шарахались от полынного веника, вскрикивали беспомощно, по-птичьи и растворялись в сумерках с тихим плачем. Ромочка пытался остановить их, но они ускользали и таяли…

— Перестань! — взревел Ромочка и чуть не бросился на Катю, но остановился. Наверное, потому, что на тетенек с кулаками нельзя. И еще потому, что внезапно увидел, как просвечивает у Кати внутри что-то близкое этим, всяким-разным, — только она этого, похоже, не чувствует. Ромочка не знал, как описать то, что видел: Катя вспыхнула изнутри. Бледный пламень проступал сквозь ее очертания, тлел в глазах, и Ромочка инстинктивно почуял, что это не только красиво, но и опасно.

Девочки пропали, и стало тихо. Катя с трудом перевела дух и погасла, а потом шлепнула Ромочку горьким веником по голове и плечам, словно жалуя в полынные рыцари.

— Что ж ты за дурак такой, — севшим голосом сказала она. — Они же тебя в реку заберут, не вернешься…

Завороженный белым огнем Ромочка очнулся и понял, какую беду она сотворила.

— А я хочу-у! Хочу, чтоб не вернуться!

Он ревел долго, сбивчиво объяснял, что девочки добрые и он хочет к ним. Мама ушла, он один, ему грустно и холодно — не снаружи, внутри. Ромочка никому не нужен, он больной, уродливый и всем в тягость. А девочки говорили, что он им нравится, а он ни разу в жизни никому не нравился. Он любит их и с радостью ушел бы с ними в реку. Девочки обещали сделать Ромочку таким же, как они, легким и красивым, обещали, что он будет жить с ними, качаться на волнах, играть с рыбами и плести гирлянды из кубышек, а теперь все пропало… Ромочка охрип и опух от слез, глаза щипало, а Катя хмурилась и обрывала с полынного веника листья.

— Можно на ручки? — попросился Ромочка. Он уже устал плакать, но никак не мог успокоиться.

— А?

— На ручки, — угрюмо повторил Ромочка и, забравшись на лавку с ногами, осторожно уложил лохматую голову Кате на колени. Так мама обычно его утешала, как будто Ромочка и снаружи оставался маленьким. Растерянная Катя устроилась поудобнее насколько возможно и опасливо погладила его по голове.