Дарья Бобылёва - Вьюрки [журнальный вариант]

— Сарай был заперт, — возразил Петухов. — Заперт, прошу заметить, снаружи, хозяйским ключом.

Яков Семенович, надев садовые перчатки, возился с разбросанными по полу обрывками ткани. Осторожно подцеплял, расправлял и складывал на край деревянного ящика.

— Лиду когда в последний раз видели? — спросил Петухов.

— Дня три назад. — Лидина соседка истерически обмахивалась лопухом. — А потом как ни зайду — никого…

И тут Никиту прорвало. Он, сам удивляясь своей ярости, закричал, что все с ума посходили и он их, конечно, понимает, но Катю он знает, и она не могла, даже чисто физически не могла одолеть огромную Анну. И вообще, как можно подозревать кого-то из своих, никто из людей на такое не способен, это неведомый зверь, очередное вьюрковское проклятие, сожравшее и Лиду, и Усову, и… и Катю, если она только не на реке, а он очень, очень надеется, что она просто ушла на рыбалку…

— Молодой человек, — печально сказал Яков Семенович, — я извиняюсь, но у нас тут давно происходят совершенно невозможные вещи. Вы лучше посмотрите… — Он кивнул на тряпочки. — Что-нибудь из одежды вашей, так сказать, знакомой тут присутствует?

В сарай пробилась Юки. Шумно сглотнула, зажала нос пальцами и опустилась на корточки рядом с ящиком.

— Это теть-Лидин платок. Рисунок такой, я помню… Это не знаю чье. А это вообще от мешка, — Юки подняла голову и с отчаянной честностью посмотрела на Никиту. — Катькиного тут нет.

Никита вышел из сарая.

— Подождите. — На его локоть легли прохладные пальцы Клавдии Ильиничны. — Вы же с этой Катей общались. Кто она, откуда? Семья у нее есть? А лет ей сколько? Кем работает, раз все лето тут сидит?

— Не знаю.

— Как же вы не знаете, если общались? — удивилась Клавдия Ильинична. — Вы хоть можете сказать, кто она вообще такая?

У Никиты в груди что-то мелко задрожало и ухнуло вниз, как яблоко с ветки. Он неожиданно понял, что ничего не знает о Кате, даже фамилию. Помнил только, что любит рыбалку, что правый уголок рта у нее съезжает вниз, когда улыбается, и еще она как-то сказала, что не может иметь детей. И всё. Зато сколько у него возникало вопросов из-за мелких странностей в ее поведении, в словах… Как будто она… готова была проговориться, но в последнюю секунду спохватывалась.

— Что вы людей пугаете? — укоризненно сказала Тамара Яковлевна. — Меня бы лучше спросили.

Внимание председательши переключилось, и Никита поспешно ушел. А Тамара Яковлевна довольно долго рассказывала, что Катя еще маленькая тут бегала, родители ее каждое лето привозили. И бабушку привозили, совсем старенькую, бабушка у них в маразме была, сбегала иногда и бродила по улицам, бормотала что-то себе под нос. Те, кто постарше, тоже начали вспоминать, оживились. Старичок Волопас рассказал, как эта бабушка к нему в сарай залезла, кто-то вспомнил, что Катя и в детстве вечно на речке сидела. Значит, не неведомое существо жило тут под видом рыбачки Кати, а обычный человек… Тут из-за дома послышался крик Петухова: он звал всех срочно на что-то посмотреть.

Петухов стоял возле калитки, ведущей в лес. Несмотря на строгий приказ Клавдии Ильиничны, она не была заперта. Петухов осторожно открыл ее, и все уставились на узкую тропинку среди иван-да-марьи и таволги — подозрительно была примята трава у забора…

Юки заметила под ближней березой что-то небольшое, синее и явно пластмассовое. И прежде, чем взрослые успели ее остановить, выбежала в лес.

— Куда?! — рявкнул Пашка, и ему тревожным лаем ответила Найда.

Юки схватила непонятный предмет и пулей влетела обратно на участок. Петухов захлопнул калитку и напустился было на глупую девчонку, но тут же растерянно замолчал, разглядев, что она держала в руках.

Это было пластмассовое ведерко, до краев наполненное черникой, ежевикой, черноплодной рябиной и еще какими-то ягодами, свежими. Все они были примерно одного цвета, только оттенки различались.

— Это вороний глаз. — Юки выцепила из ведра крупную ягоду с уцелевшим околоцветником. — Он ядовитый…

Дачники испуганно зашептались, и, как всегда в подобные моменты, когда вьюрковцев одолевали страх и замешательство, всплыл из глубин забвения покойный Кожебаткин. Тоже был просто странноватый сосед, а потом…

— А тело-то, — вспомнил вдруг Петухов, — тело его нашли?

Дачники задумались, кто-то покачал головой.

— Когда мы потом пришли, его не было уже, — ляпнула Юки.

— Вы? С кем это? — переспросили сразу несколько голосов.

— С Катей… — Юки чувствовала себя так, будто ее вызвали к доске в самый неподходящий момент. — Нет, мы… мы не вместе, я потом прибежала, когда все разошлись, а Катя… она выходила как раз. А потом мы обратно, посмотреть… И Павлов с нами был!

— То есть она там последняя оставалась? — нахмурился Петухов.

У Юки похолодел кончик носа. Она видела тогда, что Никита стоит под фонарем один. А Катя вышла потом… и еще пускать Юки на кожебаткинский участок не хотела… Юки поставила ведерко на землю и поспешно спряталась за чужими спинами, пробралась к Пашке и зашептала:

— Пойдем ее поищем, а? Пожалуйста! Она же на речке, да? Ну пойдем, ну Паш.

Они вдвоем потихоньку вышли на улицу. За первым же поворотом наткнулись на Лешу-нельзя. Про него в суматохе забыли, другие дети сидели по домам, и Леша развлекал себя сам, как мог. Он запустил в Юки какой-то штуковиной и звонко крикнул:

— А у меня мамку съели!

Над рекой носились стрекозы. Иногда по воде шлепала одинокая рыбина. Юки вспомнила, как Катя рассказывала ей о рыбах: с удовольствием и знанием дела, разделывая на кухонной доске чешуйчатое тельце. Показывала — вот жабры, вот молоки, вот плавательный пузырь. Иногда выпотрошенная рыба вдруг принималась биться, и Юки морщилась от болезненной жалости.

Катя что-то знала. Юки поняла это еще тогда, когда избавлялись от безногой девочки. Тогда Юки решила, что Катя ведьма. Теперь по всему выходило — кто-то похуже. Но она ведь помогла ей, а разве плохие помогают?

Почти дошли до забора, за которым начиналось поле. Уже видны были ворота — где-то здесь нашли пару недель назад сложенную аккуратной стопкой одежду исчезнувшего Валерыча. Тропка раздваивалась, и вторая ее половина сбегала к темным сырым мосткам. Юки рванулась туда, но Пашка схватил ее за руку. И отсюда было видно, что на мостках пусто.

— Кать! Кать-ка!

Что-то шумно плеснулось в нескольких метрах от берега, выметнулись из зелено-коричневой глади гибкие отростки, мелькнули на фоне солнечных бликов и тут же втянулись в воду. Пашка ухватил Юки покрепче, и они побежали обратно, стараясь держаться ближе к кустам и заборам.

Юки в последний раз отчаянно выкрикнула:

— Ка-а-атя!

Через несколько секунд Пашка уже втаскивал ее на дорожную насыпь. Река тихонько плескалась внизу, пахло арбузом, зудели комары. Катя ушла не на рыбалку.