Сергей Мавроди - Сын Люцифера

— Не буду я ничего "пробовать"! — Керит величественно выпрямился. — И что у вас за икра опять?! Я же просил белужью. Счёт мне! Ноги моей больше здесь не будет!

Керит ещё раз перечитал Акт. "Продукты, не подлежащие выдаче в камеру…" "Оливки"… "маслины"… "устрицы в масле"… Э-хе-хе!..

Чёрт, кофе как хочется! Настоящего. Надоел уже этот растворимый до чёртиков! И желудок от него болит. Н-да… И гречки бы… С рисом…

Он придвинул к себе чистый лист, покусал ручку и потом решительно принялся писать.

" Начальнику спецСИЗО ИЗ…

от Керит А. В.

камера 520

Заявление

Прошу выдать мне из продуктовой посылки хотя бы каши (пшено, рис и гречка) и кофе.

Бог уж с ними, с устрицами!

Число. Подпись. "

А, ну да! Я же завтра к адвокату пойду. Могут без меня принести, — вспомнил он и сделал приписку.

"P.S. Или любому из сокамерников".

Подумал немного и добавил.

"P.P.S. Хотя бы кофе!!

(Плевать на эти каши!)"

Встал из-за стола и положил заявление в специально вырезанный из картонной коробки из-под мюсли ящичек.

Резолюция начальника СИЗО: "Отказать".

__________

И сказал задумчиво Сын Люцифера:

— Мне кажется, человек может быть счастлив в любых условиях.

И ответил, снова усмехнувшись, Люцифер Своему Сыну:

— Да. И несчастлив тоже.

И настал сто седьмой день.

И спросил у Люцифера Его Сын:

— Стыд, совесть, сомнения… Зачем человеку всё это? Разве без них ему не жилось бы проще?

И ответил Люцифер Своему Сыну:

— Проще всего жилось Адаму и Еве в Раю до грехопадения. Стыд — первое чувство, которое они испытали, став людьми.

"Он [Адам] сказал: голос Твой я услышал в раю, и убоялся, потому что я наг, и скрылся". Бытие 3:10.

Ёб твою мать! Ёб твою мать! Ёб твою мать! — механически раздвигая губы в приветственной улыбке, как заведённый, всё твердил и твердил про себя Шарай и никак не мог остановиться. Он был буквально на грани нервного срыва.

Нет, ну это уже вообще!.. Ну, сколько же можно?!.. Ну, совесть есть?.. — беспорядочно восклицал он про себя. — Вчера же только муромцы уехали!.. Целую неделю здесь торчали. А сегодня уже украинцы на их место!.. Тут как тут. Ну, прямо тут! как! тут! Вторая, блядь, смена. Пост сдал — пост принял. Как по договору. Нет, ну так невозможно просто дальше! Надо что-то делать…

А что с ними сделаешь? Родственники… — Шарай безнадёжно вздохнул. Злость прошла, уступив место какой-то серой, беспросветной тоске. Он уже смирился с приездом новых гостей.

Они же не виноваты, эти украинцы, что муромцы до них были… Они и знать про них ничего не знают, — Шарай принялся привычно оправдываться сам перед собой за эту свою собственную мягкотелость и бесхарактерность. Он чувствовал в глубине души, что ведёт себя в чём-то неправильно. Но только не мог никак понять, в чём именно. А главное, что в этой ситуации делать?!.. Делать-то что?! — Это же родственники! Родня. Как же иначе? Не могу же я их выгнать!? Не пустить?! Раз уж они приехали… — он опять вздохнул. –

Да и в навязчивости излишней их, с другой стороны, формально тоже не упрекнёшь, — продолжал рассуждать Шарай. Ему становилось всё тоскливее и тоскливее. Тоска заползала в душу, как туман. –

Они же независимо друг от друга приезжают. Получается, что каждый конкретно не так уж и часто ездит… Да редко даже! Эти, так вообще первый раз, кажется… — он повнимательнее взглянул на напряжённо-неуверенно переминающихся с ноги на ногу типично провинциально-деревенского вида молодых мужчин и женщин. –

Ну да… новые какие-то. К ним-то какие могут быть претензии? Они первый раз в жизни, небось, и в Москву-то приехали!.. — рядом на полу была свалена целая куча каких-то огромных бесформенных тюков. Прямо у двери его квартиры. — Ттвою мать!!! — злость Шарая вспыхнула неожиданно с новой силой. –

Все, блядь, правы!! Никто не виноват! И всех понять можно!! И того, и этого!.. И ни к кому, вроде, претензий никаких конкретных не предъявишь и не упрекнёшь ни в чём. Никого лично.

А в результате — полный пиздец!! Тем не менее. Хоть вешаться уже впору! От этих, блядь, родственничков. Да заебали!! И откуда они только берутся в таких немыслимых количествах?! Вот вы мне что объясните! Прожил всю свою жизнь и не подозревал даже, сколько их у меня, оказывается! Всяких там дядек-тётек и братцев и сестриц семиюродных. Вся славна Украйна, похоже! В полном составе. Вся, блядь, Хохляндия! — Шарай злобно сплюнул. –

Такое впечатление, что ну, все хохлы поголовно — мои родственники! Ну, если и не ближние, то уж дальние-то точно! Какого хохла ни возьми, обязательно на поверку каким-нибудь там моим кумом-сватом окажется. Как минимум! Племянником, блядь, внучатым! Седьмой водой на киселе!

И чёрт меня дёрнул к ним тогда поехать!!! Чтоб всё сдохло!!!!

Год назад у Шарая неожиданно умерли родители. Быстро как-то и внезапно совершенно. Один за другим. Сначала отец, а потом и мать. Горе, конечно, трагедия даже, можно сказать, но в конце-то концов Шарай был уже далеко не ребёнок, и с этим горем своим он уж как-нибудь бы справился. Как и все на свете так или иначе справляются. У всех родители умирают.

Проблема была в другом. В его огромной трёхкомнатной квартире в самом центре Москвы, в которой он остался теперь совсем один. Приезжавшие на похороны родственники (по материнской линии — муромцы, а по отцовской — украинцы) смотрели на неё масляными глазками и облизывались. И сладенькими голосками наперебой зазывали Шарая приехать к ним летом "погостить". По-родственному.

И Шарай имел неосторожность однажды эти их приглашения принять… И эта была, как вскоре выяснилось, самая страшная ошибка в его жизни.

Нет, встретили его, что называется, по-царски. Особенно на Украине. Водили как дорогого гостя из избы в избу. Из хаты в хату. Ежедневные застолья, горы домашней снеди (очень вкусной, кстати!), бесчисленные здравницы и тосты… Самогонка лилась рекой. Две недели пролетели как один счастливый миг. Шарай даже и протрезветь толком ни разу не успел. Хотя вообще-то пил он более чем умеренно. В обычной, нормальной жизни. Ну, тут уж!.. Сам бог велел! Родственники… В кои-то веки раз выбрался… Самогон свой, домашний — чистый продукт. Даже голова наутро не болит почти. Особенно, если ещё сразу же "по десять грамм" на грудь принять. Да и под такую закуску!.. Свежий воздух опять же… Ладно, короче. Чего уж там! Наливай!