Сергей Мавроди - Сын Люцифера

− Да! И вообще, пока Вы её не передали, это ещё не жалоба, а черновик! А про черновики в законе ничего не сказано!

− И вообще — это правила внутреннего распорядка, — с готовностью подхватил Паутов. — Внутреннего ! А вот мы Вас сейчас выведем во двор, вовне , вскроем там Ваш конверт, а потом назад заведем. Это внутри СИЗО вскрывать нельзя, а во дворе можно! Так, что ли?

− Не надо искажать мои слова!

− Да зачем их искажать! В этом нет абсолютно никакой необходимости! Вы же предельно ясно выражаетесь! В законе чётко, чёрным по белому написано: «просматривать нельзя», а Вы говорите: «можно»! Чего тут «искажать»? Написано: «чёрные пакеты вскрывать нельзя!». А Вы заявляете: «Да какой же он чёрный? Видите белое пятнышко?.. Это чёрный конверт с белым пятнышком! А про такие в законе ничего не сказано. Да и вообще. Присмотритесь повнимательней. Поверните-ка его вот так… Да-да!.. Видите, как он синим отдает? Как играет? (Мексиканский тушкан, блядь! “Видите, как мех играет на солнце!”) Или даже зелёным! Так что никакой он не чёрный! Он чёрно-сине-зелёный!»

− Не занимайтесь казуистикой!..

− (Ого! Какие мы слова, оказывается, умные знаем!) Это Вы занимаетесь казуистикой! (Тьфу, дьявол! Чего я дал втянуть себя в эту склоку?) Короче, я резюмирую. В законе написано: «просматривать жалобы, адресованные Уполномоченному по правам человека в РФ, нельзя», а Вы утверждаете, что всё-таки можно! Так?

− Не жалобы, а черновики жалоб.

− Тогда можете Вы мне объяснить, в чём смысл этого закона? Совершенно очевидно, что именно имел в виду законодатель, когда его писал: жалобы просматривать нельзя! (Потому что, может, на вас я её, идиотов, и пишу!!!) В Вашей же трактовке волшебным образом получается, что можно. Зачем тогда вообще писали этот закон, потом принимали его, придавали статус конституционного и прочее! Какой в нём тогда смысл? О чём там тогда речь-то идёт? И что же надо было написать, как ещё яснее выразиться, чтобы вы эти жалобы всё-таки не просматривали?! А? — Паутов сделал долгую паузу, оглядывая всех присутствующих начальников по очереди. — Если это так, то разговаривать нам больше не о чем. Дайте мне лист бумаги, и я буду писать жалобу в Конституционный суд. Где просто изложу дословно наш разговор и вашу трактовку моих конституционных прав. Я вам даже прочитать её потом дам. Чтобы вы убедились в том, что я ничего там не исказил, не преувеличил и от себя не добавил. Да в этом и нет, повторяю, никакой необходимости! Достаточно просто максимально точно передать всё то, что я сегодня от вас тут услышал. Депутатам, кстати, тоже, я думаю, очень любопытно будет узнать. Как именно трактуются принимаемые ими законы. И что от них на практике остаётся.

− Я ещё раз повторяю: запечатанные конверты хранить и уж тем более выносить из камеры запрещено.

− Я всё вот именно так и напишу. Слово в слово! Не беспокойтесь. А уж там пусть Конституционный суд решает, кто из нас прав. Возможно, действительно существуют уважительные причины, позволяющие игнорировать и закон, и Конституцию. Вполне возможно. Но хотя бы тогда я их буду знать. Уже неплохо!

В кабинете воцарилось тяжёлое молчание. Все разглядывали Паутова с каким-то чисто профессиональным любопытством. Как некий совершенно экзотический экземплярчик, который им в тенёта до сих пор ещё никогда не попадался.

− Это же придумать надо было! − наконец не выдержал кто-то. − Я сколько лет работаю в этой системе и впервые вижу, что кому-то пришло в голову выносить из камеры запечатанные конверты! И до Вас здесь сидели умные люди! Грамотные. Бывший министр юстиции Королёв, например…

(Дался им этот Королёв! Местная достопримечательность.)

…Но никто ещё так не делал! Это же придумать надо было! И жалобы прокурору нам в запечатанных конвертах отдают, но в камерах-то их в запечатанных конвертах не хранят!

− Жалобы прокурору не подлежат цензуре, — равнодушно пожал плечами Паутов. — Пункт 87 «Правил внутреннего распорядка». Их только исправлять и редактировать нельзя. А просматривать, в принципе, можно. Жалобы же, адресованные Уполномоченному по правам человека в РФ, не подлежат именно просмотру. Это разные вещи. Что же касается господина Королёва, то ему умным быть было не обязательно. (Хотя вышел же! Как я начальнику оперчасти правильно заметил.) Министру вовсе не требуется быть умным. Министр — это уже чисто политическая фигура. Он назначается не за ум и не за свои профессиональные качества, а по совсем другим соображениям. За лояльность, прежде всего, и прочее.

В кабинете снова повисло молчание. Господа начальники лишь удивлённо переглядывались.

Наконец господин старший прокурор по надзору решил, по-видимому, что настала пора всё-таки и ему вмешаться. И сказать, блядь, своё веское прокурорское слово!

− А что вы, в самом деле, к нему пристали? — добродушно обратился он к начальнику СИЗО. — Пусть пишет свои жалобы. Хоть целый гроссбух. Все равно же они потом к вам попадут. Только Вы уж, Сергей Кондратьевич, их всё-таки не запечатывайте! — всё так же добродушно обратился он теперь уже к Паутову. — Покажите просто разводящему, что там ничего нет, кроме бумаг, а читать и просматривать он их не будет. Что тут у нас за какой-то непонятный спор, не стоящий выеденного яйца!

− Хорошо! — почти не раздумывая, тут же согласился Паутов. — Только пусть предупредят охранников. А то у меня на первом же шмоне всё изымут и прочтут. Скажут просто: «Ничего не знаю! У меня инструкция!» Вот и все дела! Или когда к адвокатам поведут.

− Да, уж ты, пожалуйста, лично проследи, — снисходительно кивнул господин прокурор начальнику изолятора. — Чтобы действительно всех предупредили. Хотя, впрочем, я думаю, что после всех этих скандалов от Ваших жалоб и так все шарахаться будут! — благожелательно пошутил он, глядя на Паутова.

Начальник с готовностью улыбнулся. Паутов тоже кое-как выдавил из себя подобие кривой улыбки. Он медленно успокаивался. Блядь! Все довольны. Стороны пришли к соглашению.

− Видите, Сергей Кондратьевич, не такие уж мы и плохие. А Вы нас всё ругаете. Ладно, всего хорошего. Успехов Вам!

Так-так-так-так-так-так-так! − Паутов быстро ходил (бегал почти!) по маленькому, тесному карцеру-сборке из угла в угол. − Спокойствие, главное, спокойствие!.. Но какой я всё-таки умный! − покачав головой, иронически поздравил он сам себя. − Вот жопой прямо чуял! В самый последний момент, блядь, успел!! Проскочить! Как обычно. Между ёбаными и неёбаными. Вчера ведь только листы подписные закончил! Вчера!! «Кушайте суп, Сергей Кондратьевич!» Какой тут, на хуй, суп!! − Паутов представил себе на мгновение, что было бы, если бы он, по дружному совету адвокатов и депутатов, действительно мирно «кушал суп», и его передёрнуло. − Блядь! Блядь, блядь, блядь! О-охуеть!!