Фёдор Грот - Ромовая баба

Рагозин попытался что-то вставить.

— Потому что я видел их, — продолжил Шоске, не слушая. — Я видел этих духов, Лев Федорович. И я знаю их радость. Они радуются чистому жилищу и любят тех, кто прибирается в головах у людей.

И немец ушел, оставив Рагозина качать головой и приговаривать:

— Господи, больной, совсем больной! Что, у нас своих сумасшедших не хватает, раз начали уже из-за границы завозить?

С самого момента своего прибытия в Россию Гартмут ожидал приглашения на аудиенцию с императрицей. Но проходили недели и месяцы, а его все не звали. Он не осмеливался спросить о ней у Ольденбургского, и оставалось только томиться в муках. И вскоре он дождался — его пригласила к себе великая княгиня Милица Николаевна, черногорская княжна, супруга дяди императора, великого князя Петра Николаевича. В гостиной великокняжеского дворца на Английской набережной Гартмут увидел красивую темноволосую женщину в простом белом платье. Она любезно улыбнулась ему и неожиданно заговорила по-персидски. Пораженный, он ответил, чувствуя на себе неприятно-пристальный взгляд черных глаз великой княгини.

Столь же странной и неприятной была ее манера говорить. Милица Николаевна имела привычку внезапно перескакивать с одной темы на другую и задавать откровенные вопросы. После нескольких минут беседы она неожиданно спросила со смешком:

— Скажите, а духов женских болезней вы видите?

Поняв, что она хочет его смутить, Шоске прямо ответил:

— Да, разумеется. Ведь это такие же болезнетворные духи, как и все остальные.

— А. на что же они похожи?

— Они бывают разными, ваше высочество, но всех их объединяет одно — чрезвычайное и самое отвратительное безобразие.

Ее черные глаза широко раскрылись:

— И вы их видите?

— Да, ваше высочество.

Она восхищенно покачала головой.

— Вы исключительный человек.

Все время их беседы он ждал, что она перейдет к делу, скажет, зачем он ей понадобился. А может, он понадобился императрице и это и есть долгожданный вызов? Надежда безумными волнами плескалась в его груди. Но Милица Николаевна говорила все не о том, с живым и жадным любопытством расспрашивала его о духах, какие формы они принимают. В какой-то момент откинулась в кресле, как будто насытившись, а он сразу почувствовал себя уставшим.

— А здесь? — спросила она, лениво поведя вокруг рукой. — Есть ли здесь кто-нибудь сейчас?

— Нет, — ответил он, мельком оглядев гостиную.

— Вы исключительный человек, — медленно повторила она, и ему почудилась в ее словах насмешка. Из-под прикрытых век она рассматривала его. — Я хочу пригласить вас, — произнесла она внезапно, словно решившись. — У вас необычайные способности. Приходите. Приходите завтра же. У меня собираются люди. Соратники. Посвященные. Мы вызываем духов. О, у нас бывает интересно. — Она вдруг тоненько хихикнула.

Тогда помимо своей воли он спросил:

— И. ее величество. тоже бывает?

Он тут же пожалел, что дал вырваться глупому вопросу.

— О, вас интересует императрица? — лукаво переспросила Милица Николаевна и улыбнулась, сверкнув белыми зубами.

Он со страхом, будто прозрев, смотрел на нее. Она, вдруг часто задышав, ответила прямым взглядом, и он увидел, как шевельнулись ее колени, когда она немного расставила ноги. Черные глаза ее не мигали, улыбка делалась все шире.

Он вскочил. Ее улыбка поблекла, лицо стало тревожным.

— Вы уже уходите?

— Да, — отрывисто произнес он, понимая, что, возможно, совершает непоправимое. — Простите, ваше высочество, но я. не верю в привидения. Я не смогу быть на ваших сеансах.

Больше приглашений от Милицы Николаевны он не получал. Надежда встретиться с императрицей тоже сразу угасла.

По вечерам он гулял в Летнем саду. Здесь играла музыка и стояли павильоны с лактобациллином, а попросту простоквашей, вошедшей в моду после того, как знаменитый ученый Илья Мечников объявил ее средством, предотвращающим многие болезни. Лактобацеллин Гартмуту не понравился, а фамилию ученого он услышал впервые — и запомнил.

Влажные гранитные стены форта выросли перед ними неожиданно, и вот уже судно подошло к узкой пристани у подножия крепости. Капитан лично помог им сойти на берег, и пароход немедленно начал отваливать: капитану было назначено прийти к форту через два с половиной часа — именно столько времени попросил Гартмут на ознакомление с будущей чумной лабораторией.

На пристани валялись доски, стояли забытые ведра с известкой — строительные работы в форте шли полным ходом. Но рабочих в этот день не было — Ольденбургский распорядился, чтобы на момент проверки крепость была очищена от всего, что привлекает духов.

Во внутренний двор вели чугунные ворота, украшенные львиными головами и якорями. Поднялись по витой лестнице и вступили в крепость. Внутри их встретили голые каменные стены — отделка помещений началась совсем недавно. Темные коридоры вели из одного сводчатого помещения в другое. В некоторых стены были уже покрыты свежей штукатуркой и побелены, но по большей части всюду все еще красовалась грубая каменная кладка.

Нет, духов здесь не было, это Гартмут понял сразу. Но нечто угрожающее таилось в недрах этой крепости. Оно исходило не от опасности, скрывающейся где-то в темных подвалах, — нет, никакой страшный фантом не выбрал их своим временным убежищем. Но чем дольше Гартмут бродил по каменным закоулкам и обходил галереи, тем острее он ощущал тревогу, ожидание, страх, которыми было отмечено это место. В этих стенах жило предвестие чего-то страшного, память будущего ужаса.

Похоже, лицо его изменилось, потому что Ольденбургский, молча следовавший за ним и только указывавший дорогу, резко спросил:

— Что?

Но Гартмут лишь покачал головой. Он не знал, в чем дело, но его вдруг проняло холодным страхом. Чувство было то же, что и тогда, в ту страшную ночь в герцогском дворце. Страх был настоящий, неодолимый, хотя причина его, источник были неясны. И Гартмут понял, что это не его страх.

Это был страх людей, которые будут здесь работать. Им только предстояло изведать этот страх. И, повернувшись к принцу, Гартмут твердо сказал:

— Здесь ничего нет. Пройдемте дальше.

Ольденбургский с готовностью кивнул и показал рукой. По темному коридору едва ли не наошупь они прошли в следующую комнату. Это было большое полукруглое помещение с неотделанными стенами из гранитной кладки. Скудный свет лился из оконца. В углу было нечто похожее на печь или дымоход.

Гартмут стоял и вслушивался в тишину крепости, в свои ощущения.

Вот.

Опять страх, он накатывает волнами. Гартмуту стало неприятно, что он поддается этому чужому страху, но тот не отпускал.

— Что? — опять нетерпеливо и отрывисто спросил принц, но Гартмут только досадливо — и довольно нелюбезно — махнул рукой.