Валерий Бочков - Шесть тонн ванильного мороженого

– Шорты, майки. Зеленая трава и тюльпаны, – ответил я.

Хэлен Свенсон засмеялась, выставив лошадиные зубы отменной белизны. Засмеялась так, будто снегопад был ее проделкой.

– У нас три дома… – Она заглянула в синюю папку с бумагами. – Вы мне написали, что хотите… – Она начала читать имейл Мэлори месячной давности.

Бристоль на глазах седел. Снег плотно ложился на голые ветки, на провода, на камни мощеного тротуара. Свисал толстыми пирогами с крыш приземистых домов. Важное здание – суд или мэрия – с белыми колоннами и классическим портиком постепенно растаяло, оставив в мутном воздухе прозрачный намек на золоченый купол со статуей на маковке.

– Давайте в машине? – перебил я, стряхивая с волос снег. Мэлори искоса глянула на меня. Тетка Свенсон закрыла синюю папку, кивнула на свой грязный джип, я открыл переднюю дверь для Мэлори. Сам сел сзади. Воняло псиной, на сиденье валялся истерзанный теннисный мяч.

– Сейчас межсезонье. – Свенсон лихо вырулила на дорогу и дала газ. – Лыжный сезон кончился…

– Вы шутите! – Я не сдержался и засмеялся.

Дворники вовсю шуровали по стеклу, дорога просматривалась метров на пятнадцать.

– Межсезонье – это хорошо, – продолжила невозмутимая Свенсон. – Плохо, что на три месяца.

– Ну, может, на четыре, – сказала Мэлори, почти оправдываясь. – Как получится.

– Все равно. Вам же нужен полноценный дом. А на короткий срок сдают или охотничьи хибары, или лачуги для лыжников.

– Нам нужен полноценный дом, – подтвердил я.

Мэлори в марте уволилась из своей адвокатской конторы. Решила взять тайм-аут до осени, «разобраться в себе» – так она назвала это. Я дописывал сценарий для «Дискавери», обычная бодяга: акулы, бикини, пальмы. Застрял на середине.

Наша квартира на Риверсайд-драйв стала неожиданно тесной, повсюду я натыкался на Мэлори. В гостиной бубнил телевизор, на кухне голосило радио. Когда я уговорил ее надеть наушники, выяснилось, что Мэлори обожает подпевать. Мне и раньше хватало сюрпризов – жизнь с Мэлори напоминала хождение по темной лестнице: то лишняя ступенька, то одной не хватает. Просто раньше мы мало виделись – по вечерам, в выходные да на отдыхе.

У меня было смутное представление о ее работе. Из конторы она приносила какие-то толстые папки с кучей бумаг, ей звонили даже по воскресеньям. Разговоры велись долгие и непонятные.

Почему мы выбрали Вермонт, я не помню. Наверное, Мэлори так решила. За семь лет я приучил себя не спорить по пустякам – Вермонт так Вермонт.

Дорога резко пошла вверх, Свенсон воткнула третью и утопила газ. Машину занесло, потом колеса снова попали в колею. Колея была разбитая, нас болтало. Слюнявый мяч катался по сиденью, со стуком ударяясь в дверь. Я смахнул его на пол.

– В горах дороги еще не растаяли, они тут грунтовые, – объясняла Свенсон. – За зиму их раздолбили, да еще наледь…

– А асфальт? – спросила Мэлори.

– Не-е, асфальт нельзя, – засмеялась Свенсон. – Слишком дорого. И непрактично – представляете, всю эту механику, все эти катки тащить наверх?

Я вырос в Москве и знал, как выглядит асфальтированная дорога после хорошей зимы.

– А так… – Свенсон притормозила перед лужей. – А так грейдер пройдет, разровняет, и будет дорожка не хуже новой.

Первый дом оказался мощным срубом с островерхой крышей, на крыльце стояли здоровенный мангал и горные лыжи лимонного цвета. Повозившись с замком, Свенсон распахнула дверь.

– Они разводятся, – тихо сказала Свенсон. – Хозяева…

Старательно пошаркали башмаками о коврик, зашли. Пол был из ладных широких досок, пол был хорош, а вот бревенчатые стены кто-то покрасил в персиковый цвет. Прихожая переходила в гостиную с камином из дикого черного камня и рогатым черепом на стене. И заканчивалась кухней. Над плитой висели медные котлы и сковородки. Еще какие-то индейские сувениры с перьями. Я сел за стол и уставился в окно. Мэлори и Свенсон поднялись на второй этаж и что-то там бодро обсуждали. Снег продолжал медленно падать.

– Хэлен, – мы садились в машину, – может, мы сразу в третий дом поедем? Для экономии времени.

Свенсон удивленно поглядела на меня.

– А то как сказка братьев Гримм…

– Нет, – не поворачиваясь, сказала моя жена. – Надо посмотреть все три.

Я оказался прав – второй дом напоминал фанерную декорацию. Его только достроили, внутри воняло лаком и линолеумом. Из картонных стен торчали провода, хлипкие двери не закрывались.

К третьему добирались долго. Свенсон пыталась развлечь нас вермонтскими байками – оказывается, именно тут обитали кровожадные могикане и ирокезы. Рыбой штата была форель, а деревом, разумеется, клен. Бабочкой штата – монарх. По производству кленового сиропа Вермонт уступал лишь Канаде. Мы приехали в самое неудачное время – «сезон палок» (деревья стоят голые, ветки торчат палками). Еще у них был «сезон грязи». Но это осенью.

От обилия ненужной информации и унылой тряски я задремал.

Проснулся от шума реки. Машина стояла. Свенсон и Мэлори были где-то рядом.

– …совсем другое дело! – радостно долетел до меня голос Мэлори.

– Ну и слава богу… – пробормотал я, вылезая из машины.

Мрачный приземистый дом выглядывал из-за темных елок. За ним круто вверх уходил лесистый склон. Сбоку, совсем рядом с заброшенной террасой, гремела река. Неглубокая, шириной метров в семь, она весело неслась по камням, огибала березовый лесок и уносилась куда-то вниз. За березами я разглядел малиновую куртку Свенсон, она тыкала рукой в сторону дома, что-то объясняя Мэлори. Я пошел к ним, проваливаясь по щиколотку в мокрый снег. Грохот от реки стоял чудовищный.

– Волшебное место! – крикнула мне Мэлори. – Волшебное!

Я зевнул и потянулся. Только сейчас я заметил, что снегопад закончился.

– Хэлен говорит, тут форель! – восторженно сказала Мэлори. – В реке!

Свенсон, сложив руки на животе, весело подмигнула мне.

– Внахлест умеете?

– Только на блесну. – Я вздохнул и кивнул в сторону дома. – Ладно. Пошли смотреть.

Мы пошли. Хотя и мне, и лисе Свенсон уже было ясно, что следующие четыре месяца я с Мэлори проведу именно здесь.

Дом, кряжистый, из темного, некрашеного дерева, был похож на старую генеральскую дачу где-нибудь в Болшево или на Николиной Горе. Мы поднялись на скрипучую веранду, на перилах лежал сырой снег, сверху болталась гирлянда с мертвыми лампочками, оставшаяся от неизвестно какого праздника. У дверей ровной поленницей были сложены березовые чурки.

Вошли в темный чулан, Хэлен пощелкала выключателем. Тихо ругнулась.

Внутри пахло старым деревом. Хороший сухой дух. Мэлори потянула меня за руку. В большой комнате с высоким, как в церкви, потолком над длинным обеденным столом висел крюк. Стальной мясницкий крюк. Он крепился к толстой веревке, которая уходила вверх и там наматывалась на деревянный мельничный барабан.