Пэм Муньос Райан - Эхо

Он выстукивал по клавишам ритм кувалд и пневматических молотков, который звучал, когда строился и тянулся ввысь город, царапающий небо. Он шел за музыкой, а душа его повторяла пройденный им самим путь, что привел его к этой минуте. От Аллентауна в Филадельфию, в приют Бишопа, к их с Фрэнки обещанию всегда быть заодно. Из приюта на Амариллис-драйв, где он научился надеяться на лучшее и узнал, что хоть в жизни много грусти, но много и всякого другого. От оркестра губных гармоник Хокси в американскую армию, потом в Джульярдскую школу, а оттуда к роялю в Карнеги-холле, где, если повезет, весь мир замрет и у слушателей на миг остановится сердце.

Дирижер сплотил вокруг него весь оркестр, и вместе они подняли на ноги зал.

Майк встал, глубоко вздохнул и поклонился.

Вокруг гремела овация, и среди восторженных воплей он различил голос Фрэнки:

— Браво! Браво!

Во время антракта в общей гримерке Айви посмотрела в зеркало и улыбнулась своему отражению. Первую половину дебютного концерта с этим оркестром она пережила! Если бы Фернандо мог проводить ее до театра, как провожал когда-то в новую школу, может, она бы не так трусила.

Перед концертом она раз десять одернула платье и никак не могла придумать, что сделать с волосами. В конце концов стянула их на затылке узлом и подвязала черной лентой, чтобы не мешали играть. Хоть у нее всего лишь место четвертой флейты, все же она самый молодой музыкант в оркестре. Все к ней были очень добры, всячески ободряли, и сам дирижер взял ее под крыло.

Ей так хотелось, чтобы мама с папой были сегодня здесь! Но поезд идет слишком медленно, папа не может так надолго бросить ферму. А мама сейчас больше нужна Фернандо. Все они прислали Айви цветы и приветы.

Хоть папа и стал уважать Айви за ее игру на флейте, все-таки Фернандо с трудом убедил его позволить Айви профессионально заниматься музыкой. Папа опасался, что Айви не сможет заработать себе на жизнь. Но Фернандо не отступал. Он говорил, что талантливый музыкант — большая честь для семьи. Что когда Айви играет, она дарит людям счастье и помогает хоть ненадолго забыть о своих бедах. Без музыки, сказал Фернандо, наш мир был бы очень печальным местом. Он бы все на свете отдал, чтобы услышать такую прекрасную музыку, когда лежал раненый на поле боя, не зная, увидит ли когда-нибудь своих близких.

Тогда, много лет назад, парень с велосипедом привез к ним в дом телеграмму. Фернандо был ранен в бою, спасая другого солдата на минном поле. Взрывом ему оторвало два пальца. Его демобилизовали, вручив награду за храбрость.

Он приехал домой в округ Ориндж насовсем и женился на Ирме Алаписко — учительнице третьего класса вспомогательной школы имени Линкольна. Школу эту в тысяча девятьсот сорок пятом году благодаря настойчивости родителей объединили с основной школой. Сейчас Фернандо с Ирмой ждали первенца, ребенок уже вот-вот должен был родиться. Айви улыбнулась, вспоминая своих родных и друзей из округа Ориндж. Какими разными путями пошла их жизнь!

Айви поступила в «Эмпайр Филармоник» по обмену из лос-анджелесского филармонического. Ее лучшая подруга, Сьюзен Уорд, стала секретарем юриста. Брат Сьюзен, Том, единственный из мальчиков трех семей пришел с войны без всяких увечий и теперь управлял отцовскими фермами. Семья Ямамото вернулась домой, к прежней жизни. Они ухаживали за своей фермой с тем же терпением и любовью, что и до войны. Карен и Энни постепенно тоже подружились с Айви. К счастью, Кенни тоже выжил на войне… Хотя и чудом.

Сейчас он приехал в отпуск, перед тем как отправиться на боевое дежурство в Южную Корею, и сегодня был в зрительном зале. Много лет назад Айви пообещала, что когда-нибудь пригласит его на свой концерт. Они и представить не могли, что концерт будет в Нью-Йорке, в Карнеги-холле.

До антракта Айви даже не пробовала высмотреть его в зале — слишком волновалась. Но сейчас, возвращаясь на свое место на сцене, она позволила себе окинуть взглядом зрителей, пока не погасили свет. Кенни было нетрудно заметить благодаря синему мундиру. Он изучал программку, а потом поднял глаза, поймал ее взгляд и заулыбался.

У Айви загорелись щеки. Сердце ее было полно до краев. Кенни столько сделал для их семьи: после войны передал папе в собственность дом и участок земли при нем, нашел Айви хорошего учителя игры на флейте, помог Фернандо найти работу электрика.

Айви взяла в руки свою новую флейту — подарок Кенни. Она сперва отказывалась ее брать, говорила, что подарок слишком дорогой. Но Кенни сказал, что ничего подобного. Во-первых, он пообещал ей тогда вернуть губную гармошку и не вернул. Он хранил гармошку вместе с медалью Пурпурного сердца [36] Пурпурное сердце — военная медаль США, вручается всем американским военнослужащим, погибшим или получившим ранения в результате действий противника. в той же шкатулке, где лежали медали его отца за Первую мировую. А во-вторых, она, Айви, спасла ему жизнь. Может, это и не совсем правда. Но если бы она не дала ему с собой свою губную гармошку, может, Кенни сейчас не было бы в живых.

Все говорили, что случилось чудо. Кое-кто утверждал, что это промысел Божий. Другие — что так сложились звезды и что ему еще время не пришло умирать. Но даже те, кто считал, что ему просто повезло, оставались под впечатлением и стремились пожать Кенни руку, чтобы и к ним прилипло немного его удачи.

Айви уже столько раз слышала эту историю, что выучила ее наизусть. Как ни странно, ей никогда не надоедала эта таинственная повесть.

Губная гармошка Айви стала для Кенни счастливым талисманом. Он всегда носил ее в нагрудном кармане, где другие солдаты носили кроличью лапку или религиозный знак. Она стала такой же неотъемлемой частью его военной формы, как идентификационный медальон, который полагалось носить на шее.

Отряд Кенни был занят обычным патрулированием в лесистой местности, и вдруг они попали в засаду. Пули свистели у самого уха. Кенни обожгло ногу, и он почувствовал, как кровь стекает в сапог. Падая, он схватился за грудь. Высоко над ним качались сосны. Потом весь мир потонул в ослепительной белизне. А потом наступила чернота.

Кенни очнулся в здании старого склада, где был устроен немецкий лагерь для военнопленных. Он находился в лазарете. С ногой дело было плохо. Вокруг хлопотали три молоденькие медсестрички. Кенни то приходил в себя, то у него начинался бред. Его лихорадило, был жар, и девушки вытирали ему лоб. В минуты просветления он видел, как они поправляют ему подушку и одеяло, как склоняются над ним с надеждой. И слышал их шепот:

— Живи! Ты должен жить!

Иногда они читали ему сказки из старинной книги — о прекрасных замках, изгнанных принцессах, о ведьме, о необычном мальчике, о сиротах и о девочке, бегущей через апельсиновую рощу. В самый темный час, когда казалось, что он умирает, они ему пели.