Алексей Митрофанов - Пречистенка

Гимназическая администрация не могла, конечно, отказаться совсем от этого ритуала. Но она ввела его в тесные рамки и тем самым облегчила наше положение.

К чести и достоинству нашей дирекции надо отнести отсутствие у нас обязательного говения… Я не знаю, какими мотивами руководствовался Л.И., не вводя этого стеснительного для всех обряда, и — главное — как ему удалось добиться такой вольнодумной льготы… Во всяком случае, исполать ему за то, что он не допустил насилия над нашей совестью».

* * *

22 октября 1893 года на торжествах в честь 25-летия своей гимназии Лев Поливанов был серьезен. Говорил в своей речи:

— Наша гимназия была избрана местом обучения тою средою русского общества, которая понимает, что как бы ни была страна сильна своими материальными силами, как бы обширны ни были ее размеры, сколько бы новых богатств ни открыла она в недрах своей земли, она будет бессильным трупом без многочисленного слоя граждан, вооруженных с детства серьезным гуманитарным образованием, законченным в университете трудом в области строгой науки. На всех поприщах нужны такие люди в стране, желающей жить достойной историческою жизнью.

Лев скончался в 1899 году, и его место перешло к наследнику. Воспоминаний об Иване Львовиче осталось очень мало, да и те какие-то дурацкие. Шершеневич, например, писал: «Наш директор гимназии Иван Львович Поливанов поразил меня своей манерой чесать висок. Чесал он всегда левый висок. Для этой цели он клал правую руку на затылок через левое ухо и так чесался на уроке».

Похоже, Иван унаследовал только чудачества у гениального отца.

Кстати, странности были обычны в роду Поливановых. Скажем, дочь Ивана (внучка Льва) вступила в брак с писателем Сергеем Заяицким — уже упоминавшимся карликом-шутником, тоже из бывших поливановцев.

После революции в здании размещалась Государственная академия художественных наук с квартирами сотрудников. В гостях у одного из них бывал Булгаков.

История же Поливановской гимназии оканчивается 1899 годом. Держалась она только на директоре. И с ним же вместе умерла.

Дом фабриканта С. Берга (Денежный переулок, 5) построен в 1897 году по проекту архитектора П. Бойцова.

Если от здания Поливановской гимназии свернуть в пречистенские переулки, то в скором времени окажешься у здания итальянского посольства — одного из самых примечательных в Москве.

История этого дома началась со сноса. Один из богатейших москвичей, сын знаменитого золотопромышленника Павла Берга, сам владелец чугунолитейных и текстильных заводов, С. П. Берг решил отстроить в Денежном особнячок. Точнее говоря, дворец. Для этого был быстренько разобран деревянный особняк П. Ефимовского 1818 года.

Впрочем, история этого дома связана не столько с Бергом, сколько с германским послом Мирбахом, убитым здесь в июле 1918 года. А ведь поначалу ничто не предвещало беды. Мирбах со своим посольством обустроился в особняке. Один из участников миссии, барон Карл фон Ботмер, писал: «Дом Берга — огромный, еще довольно новый, построенный сахарным королем Бергом (фон Ботмер мог не разбираться в истории русской промышленности — А.М.). Его вдова с многочисленными детьми должна была срочно освободить свой дом, что она сделала, как говорят, охотно, так как его новое предназначение защищало ее имущество от коммунистической практики конфискации. Наш дворец, вполне заслуживающий такого названия, кроме нескольких залов и многочисленных помещений для прислуги, насчитывает еще не менее 30 комнат. Обстановка и интерьеры очень дорогие, отдельные вещи даже красивы, однако общий стиль не выдержан, не чувствуется особого вкуса, хотя ясно, что выбор делался без ограничения средств. В обстановке не хватает гармонии; на фоне дорогих предметов видна явная безвкусица».

Все было обставлено изящно и технично. За день до убийства у особняка сняли охрану. А после сюда заявились два советских товарища — Андреев и Блюмкин. Они предъявили удостоверения ВЧК и потребовали срочной встречи с Мирбахом. Тот вышел в гостиную и сразу же был умерщвлен. По одной версии, в него кинули бомбу, а по другой — всего лишь выстрелили.

Один из очевидцев преступления, Леонгард Мюллер, сообщал: «Около 3 ч. после обеда зашел ко мне советник посольства гр. Бассевитц и сообщил, что пришли двое членов Всероссийской Чрезвычайной Комиссии по борьбе с контрреволюцией, которых намерен принять тайный советник д-р Рицлер, и чтобы я при этом присутствовал. Когда я встретился с д-ром Рицлером, у него в руках было удостоверение этих лиц, подписанное председателем Комиссии всемогущим Дзержинским, которое гласило, что член этой Комиссии Блюмкин и член Суда Трибунала Андреев уполномочены вести переговоры с посланником по чисто личному делу. Доктор Рицлер и я вышли в приемную, где оба лица сидели, и провели их через вестибюль и зал в приемную, где мы уселись… Когда д-р Рицлер предложил графу Мирбаху прекратить переговоры и дать письменный ответ через комиссара Карахана, второй посетитель, до сих пор только слушавший и сидевший в стороне, сказал, что мы по-видимому хотим узнать, какие меры будут приняты со стороны Трибунала по делу графа Роберта Мирбаха, на каковой вопрос, при его повторении со стороны Блюмкина, граф ответил утвердительно.

У меня теперь такое чувство, что этот вопрос явился условленным знаком для начала действия. Со словами «это я вам сейчас покажу», стоящий за большим тяжелым столом Блюмкин опустил руку в портфель, выхватил револьвер и выстрелил через стол сперва в графа, а потом в меня и д-ра Рицлера. Мы были так поражены, что остались сидеть в своих глубоких креслах. Мы все были без оружия.

Граф Мирбах вскочил и бросился в зал, причем его взял на прицел другой спутник… Граф выбежал в соседний зал и в этот момент получил… пулю в затылок. Тут же он упал. Брюнет продолжал стрелять в меня и доктора Рицлера. Я инстинктивно опустился на пол, и когда приподнялся, то тотчас же раздался оглушительный взрыв от брошенной бомбы. Посыпались осколки бомбы, куски из штукатурки. Я вновь бросился на пол и, приподнявшись, увидел стоявшего доктора, с которым кинулись в залу и увидели лежащего на полу, в луже крови, без движения, графа. Тут же вблизи на полу лежала вторая, не разорвавшаяся бомба и в расстоянии примерно 2—3 шагов в полу большое отверстие — следы взорвавшейся бомбы. Оба преступника успели скрыться через окно и уехать на поджидавшем их автомобиле. Выбежавшие из дверей подъезда слуги крикнули страже стрелять, но последняя стала стрелять слишком поздно и этим дала возможность скрыться безнаказанно убийцам. Скрываясь от преследования, злоумышленники забыли свой портфель с бумагами по делу графа и другими документами… и свои шляпы».