Алексей Митрофанов - Пречистенка

Однако же аскетом его не назовешь. Луначарский пожинает первые плоды своего продвижения к власти. Он больше не голодный и во всем себе отказывающий революционер-подпольщик. Нарком сделался сибаритом. Корней Чуковский так писал об Анатолии Васильевиче: «Он лоснится от самодовольства. Он мерещится себе как некое всесильное благостное существо, источающее на всех благодать. Страшно любит свою подпись, так и тянется к бумаге: как бы подписать! Публика прет к нему в двери, к ужасу его сварливой служанки, которая громко бушует при каждом новом звонке».

Луначарский окружил себя компанией из самых модных литераторов, художников и режиссеров. Полюбил роскошные застолья, редкие вина и дорогие костюмы. Оставил свою старую супругу, свою преданную Анну, и взял в жены двадцатитрехлетнюю актрису Наталью Розенель — из-за своей увлекающейся натуры он не смог устоять перед молодостью, красотой и изяществом.

Современники посмеивались — актриса она была так себе, но Луначарский, пользуясь своим положением, мало того, что сам сочинял сценарии к спектаклям, но и настаивал на том, чтобы его супруга выступала в главных ролях.

И, кстати говоря, писал стихи довольно странного характера. К примеру, вот такие:

Ставил спектакли по своим сценариям (естественно, Наталье Розенель в них отводились самые лучшие роли). Он, по сути, стал владельцем пусть и не всего мира, но немалой и отнюдь не худшей его части.

А с другой стороны, кто же знает, что было бы, если б не это стремление царствовать. Не исключено, что лучшие служители искусств, которые бравировали дружбой с самим наркомом и участвовали в его пиршествах, гибли бы в голоде и нищете. Может быть, именно это их спасло.

Кстати, Луначарский был действительно ходатаем за своих приближенных. Он добивался, чтобы поэтов направляли в заграничные командировки, художникам давали квартиры, а актерам предоставляли нормальные условия для гастролей. Писал, например, коллеге Дзержинскому об одном из московских театров: «Тов. Фомин (заместитель народного комиссара путей сообщения) на моей просьбе написал: „В вагоне отказать и предоставить поехать в пассажирском поезде“. Очевидно, т. Фомин совершенно не понимает, что значит поездка актеров, они должны везти кучу костюмов, некоторое количество бутафории и всякие сценические аксессуары».

Удивительно, но большевик Луначарский все больше и больше приходился по душе бывшим «слугам царского режима». И даже юрист Анатолий Кони как-то раз заявил: «Это лучший из министров просвещения, каких я когда-либо видел».

Луначарский, кстати говоря, и впрямь радел за просвещение. Именно его заслуга, что в одном только 1920 году в стране ликвидировали неграмотность около трех миллионов человек, а за первые три года новой власти — около семи.

Не забывал он и о быте совершенно незнакомых педагогов из глубинки. Зачитывал по телефону Ленину тревожные учительские телеграммы: «Шкрабы голодают». Глава страны долго не мог понять, кто именно такие, эти шкрабы — вероятно, крабы в каком-нибудь аквариуме. Приходилось объяснять, что шкрабы — это «школьные работники», новая аббревиатура.

Но все чаще лицо Луначарского становилось задумчивым. Видимо, он продолжал мечтать о вечной жизни. Было бы обидно потерять все, чего довелось с таким трудом добиться. А ведь добиться удалось немалого. Жизнь в Денежном переулке шла на широкую ногу. И уж, конечно, не без чертовщинки.

Михаил Булгаков так описывал свой знаменитый бал у Сатаны: «В следующем зале не было колонн, вместо них стояли стены красных, розовых, молочно-белых роз с одной стороны, а с другой — стена японских махровых камелий. Между этими стенами уже били, шипя, фонтаны, и шампанское вскипало пузырями в трех бассейнах, из которых был первый — прозрачно-фиолетовый, второй — рубиновый, третий — хрустальный. Возле них метались негры в алых повязках, серебряными черпаками наполняя из бассейнов плоские чаши. В розовой стене оказался пролом, и в нем на эстраде кипятился человек в красном с ласточкиным хвостом фраке. Перед ним гремел нестерпимо громко джаз…

Прихрамывая, Воланд остановился возле своего возвышения, и сейчас же Азазелло оказался перед ним с блюдом в руках, и на этом блюде Маргарита увидела отрезанную голову человека с выбитыми передними зубами».

Многие исследователи считают, что Булгаков руководствовался впечатлениями от приемов в американском посольстве и от еще более пышных вечеринок Луначарского. Притом ночные оргии, кровавые ритуалы и прочая дьявольщина списаны были исключительно с вечеров в Денежном.

Дело в том, что после революции нарком снова сошелся с Александром Богдановым, с «Красным Гамлетом», как его называли москвичи. Тот часто бывал у Луначарского, участвовал в приемах, и вся Москва судачила о том, что именно устраивают нарком просвещения и директор Института переливания крови (Луначарский фактически подарил своему старому единомышленнику целый институт — для опытов над продлением жизни). Конечно же, официально это было государственное учреждение, но большевистские власти не слишком вникали в суть богдановских разработок. В то время экспериментировали многие — за всеми разве уследишь? И только Луначарский и Богданов знали, для чего все это нужно — для того, чтоб стать бессмертными богами на земле. И чтобы власть, наконец, стала безграничной.

«Главным» богом, разумеется, должен был стать сам Луначарский. Впрочем, Богданов легко соглашался на вторую роль.

И по Москве поползли слухи — якобы участники роскошных балов (а Луначарского вскоре прозвали Периклом советских Афин) нередко слышали глухие стоны, крики и отчаянные вопли, доносящиеся из-за крепких стен бесчисленных остафьевских покоев. Ни один джаз не мог их заглушить. А время от времени служанка подносила друзьям по огромному хрустальному бокалу очень странного напитка — яркого, алого вина, но почему-то издававшего тяжелый и тревожащий больничный запах.

Хотя о чем только тогда не судачили на трамвайных остановках, кухнях и вещевых рынках…

* * *

Все закончилось плачевно. В 1928 году Богданов наконец-то решил обменяться с кровью с одним юношей. Он, увы, не знал, что у них разный резус-фактор (он был открыт только спустя 12 лет). «Красного Гамлета» не стало.

Пошатнулось здоровье и у самого Луначарского. Стенокардия, гипертония, глаукома. Пришлось удалить один глаз и вместо него вставить стекляшку.