Алексей Митрофанов - Пречистенка

В те времена Анатолий Васильевич уже не одинок, он женился на сестре Богданова, Анне Александровне. Неизвестно для чего — ради большой любви или желая кровно породниться со своим новым учителем. Луначарский вспоминал: «Встретившись, мы проговорили день и ночь. К утру решили не расставаться. Все были против нашего брака, но мы решили доказать, что будем счастливы…»

А его супруга на седьмом небе от счастья. О своем муже говорит: «Он солнечный. Когда он входит в комнату, становится светлее».

Чего-чего, а пустить пыль в глаза, очаровать любого, а в особенности молодую женщину, ссыльный революционер умел, притом весьма неплохо.

После ссылки — эмиграция. В Париже Луначарский знакомится еще с одним марксистом — Владимиром Ильичем Лениным. И сразу же влюбляется в него — в «аль-фреско, колоссальную фигуру, в моральном аспекте не имеющую себе равных». На партийных заседаниях Луначарский, по его же собственным словам, «украдкой любовался Владимиром Ильичем». А в мемуарах Анатолия Васильевича Ленин предстает то «пленительным», то «застенчивым», а то и «игривым».

Сам Луначарский признается жене: «Извини, но главный человек в моей жизни — это Ленин».

Ленин, кстати, отзывался о своем новоявленном соратнике не менее восторженно: «Луначарский — на редкость богато одаренная натура. Я, знаете ли, люблю его. Есть в нем какой-то французский блеск. Легкомыслие тоже французское — от эстетизма».

Ленин так и прозвал Луначарского — «миноносец Легкомысленный».

* * *

Партийная работа отнимала всю энергию. Доходило до абсурда. Как-то раз Ленин увидел Луначарского в скверике, на ходу толкающего животом коляску с сыном. Сам он был увлечен газетой, тельце ребенка было погребено под кипами других газет, журналов, книг.

Ленин ухмыльнулся: «Нельзя доверять ему детей».

Неудивительно, что Луначарский привязался к Ленину — дальше Владимира Ильича в стремлении перестроить мир еще никто не заходил.

Сам же Луначарский в партии большевиков ценился как потрясающий оратор, способный уболтать любого, преподнося самые неожиданные и неопровержимые аргументы.

После революции товарищ Луначарский получил весьма высокий пост — наркома просвещения. Ленин надеялся, что Луначарский найдет общий язык с интеллигенцией: недаром сам Анатолий Васильевич называл себя «большевиком среди интеллигентов и интеллигентом среди большевиков».

Владимир Ильич не ошибся в своем протеже. Хитрость и беспринципность Анатолия Васильевича не давали повода в нем сомневаться, а жажда овладеть умами человечества только подстегивала комиссара от образования. Ленин говорил о Луначарском: «Этот человек не только знает все и не только талантлив — этот человек любое партийное поручение выполнит, и выполнит превосходно».

Сам же нарком воспринял себя чем-то наподобие мессии новой власти. Он научился компромиссу, и это здорово помогло Анатолию Васильевичу.

Жизнь в квартире доходного дома в Денежном переулке была напряженной. Луначарский писал:

«Сильно работаю по приручению интеллигенции. В студенчестве начинается прилив к нам понемногу… Мой 2-й публичный отчет сопровождался большими овациями. Пока дело понемногу улучшается. Массу грубых ошибок совершают все же наши большевистские военные бурбоны, ошибок, от которых морщишься, как от физической боли. Но что же поделаешь? Ведь и та сторона, умеренные социалисты бешено борются с нами. Твердая власть, увы! необходима, это приходится проглотить».

Но, несмотря на некоторые сложности, можно сказать, что наступило золотое время Луначарского. Маленький мальчик, некогда ожесточенно разбивающий икону о дверной косяк вырос во всемогущего начальника, уничтожающего храм за храмом. Он сравнивал религию с «гвоздем, по которому не следует бить молотом по шапке, чтобы забивать глубже, а вырывать его с корнем». С энтузиастом настоящего антихриста он ссылал священников на Соловки, превращал церкви в рабочие клубы и склады, а монастыри — в колонии для уголовников.

И при том, естественно, мотивирует свои поступки:

«Религия имеет отрицательное отношение к строительству быта. Религия родилась и держится на слабости человека. Человек обескуражен своей слабостью перед природой и обществом, большим количеством бурь, мук, недостатков, неудач, которые сваливаются на его долю, — отсюда стихийно выраженное представление о потустороннем мире, где будет лучше, о верховной правде, которая преодолеет всю скверну мира и вознаградит потерпевших в другом свете».

Анатолий Васильевич так же задорно и убедительно агитировал за то, что «бога нет», однако результат подчас бывал обескураживающим. Как-то раз на Пасху выступал он на заводе Гужона. Говорил два часа, и по окончании речи было принято единогласное решение — ни бога, ни, соответственно, Христова Воскресения нет и быть не может. И тут вдруг в оппоненты записался затрапезный поп Иван. Над ним, конечно, посмеялись, но слово все же предоставили.

— Христос Воскрес, — крикнул Иван в толпу. И поклонился.

И многотысячная толпа послушно сняла шапки и склонила головы:

— Воистину Воскрес!

С религиозным перевоспитанием у Луначарского явно не задалось. Впрочем, дело все же было сделано — но только силами НКВД, а не наркомата просвещения.

* * *

Воплощая ленинский декрет, нарком устанавливал новые, революционные памятники — разрушителям общественных устоев, более того — убийцам, например, Каляеву. Правда, большинство тех памятников было сделано из дешевеньких материалов на скорую руку и до наших дней не дошло. Луначарский пропагандировал защиту архитектурных памятников и создавал музеи — но памятники все равно разрушались, оставшись без настоящих хозяев, а в музеях обезличивались уникальные коллекции, собранные «бывшими» князьями и графами. Луначарский покровительствовал Академии наук, на деле же именно под его началом российская наука была уничтожена. Ведь Анатолий Васильевич во главу угла ставил не достижение истины, а служение науки новой власти. На словах радея за культуру, на деле он, подобно салтыковскому герою Архистратигу Стратилатовичу Перехват-Залихватскому, «въехал в город на белом коне, сжег гимназию и упразднил науки».

Впрочем, не исключено, что если на месте Луначарского был кто-нибудь другой, дело обернулось бы и вовсе катастрофой. Анатолий же Васильевич, по крайней мере, обладал художественным вкусом, а когда узнал, что большевики разбомбили Кремль, то и вовсе подал в отставку. Но информация оказалась ложной, и нарком свою отставку отозвал.

Кроме того, он «играл в демократию». Ведь запросто мог переехать в Кремль, однако же жил, пусть в роскошной, но все-таки обычной городской квартире.