Жужа Тури - Под одной крышей

— Ну знаете, хорош вы гусь, — начала она. — Каждый раз, когда я захожу к вашей матушке, вы запираетесь в своей комнате, у вас сразу появляются неотложные дела. А между тем я бываю рада встретить в доме человека, с которым можно побеседовать. Терпеть не могу одиночества, а вы?

— Оказывается, вы и беседовать умеете?

— Бросьте паясничать! Конечно, умею.

— А мне казалось, что вы способны только одна говорить.

— Странно слышать такое от вас.

— И все-таки это так. Вы даже самого Гёте не стали бы слушать, настолько влюблены в свой голос.

Малика ответила веселым раскатистым смехом.

— Послушайте, перестаньте разыгрывать из себя какого-то нелюдима. Мне знаком этот прием. Правда, женщины нередко могут клюнуть на него. Можете говорить обо мне все, что угодно, даже то, что я глупа… Знаете, вы мне нравитесь…

— Мне не нужна ваша благосклонность и вообще ничего от вас не нужно.

Он хотел сохранять спокойствие и тем не менее незаметно для себя чуть ли не кричал. А уходя, с такой силой хлопнул дверью, что весь дом задрожал.

Малика с томной улыбкой произнесла нараспев:

— Однако он забавный малый!

А Ласло Ковач всю эту сцену резюмировал потом одной короткой фразой:

— Она втрескалась в Дюрку.

Барон задерживался в Чобаде значительно дольше, чем в первый раз, и, судя по всему, жену не особенно это огорчало. Утром, когда она еще нежилась в постели, зазвонил звонок. Набросив халат, Мари открыла дверь. Как всегда, пришел Питю Матеффи, и с ним, для отвода глаз, явилась Эжеб. Своего зачастившего гостя Малика встретила, как обычно, такими словами:

— Как хорошо, что ты пришел, приготовь, пожалуйста, завтрак, — и снова легла в постель.

Питю и Эжеб засуетились вокруг Малики, придвинули к ее ложу столик, разложили на нем завернутые в бумагу чобадские сало и ветчину, огромный каравай домашнего хлеба. Из Чобада присылали одну посылку за другой, казалось, запасы продовольствия были там неисчерпаемы. О завтраках в интимной обстановке вскоре стало известно всей компании, и по утрам звонок в квартире Вайтаи не умолкал.

— Что будем готовить на завтрак, детки? — где-то уже около полудня спрашивала Малика.

Начиналось бурное обсуждение. Затем гости вваливались на кухню. Молодые люди принимались стряпать, а известный своими пошлыми шутками Питю Матеффи развлекал всех. Эжеб иногда так визжала, словно с нее кожу сдирали:

— Поглядите, что придумал этот Питю, лопнуть можно со смеху! Положил посредине тарелки тонюсенький кружочек колбасы, украсил его завядшей петрушкой и поставил в комнате жилички!

В другой раз он сделал из метлы чучело, привязал большую круглую голову из тряпок, подрисовал усы над верхней губой, надел на голову солдатскую шапку, а на грудь прилепил бумажку: «Пламенный привет из России». Поставил метлу в дверях комнаты Мари и отдал честь. Эжеб не могла уже смеяться и только стонала, Малика повалилась на стул и хохотала так, что чуть живот не надорвала… Ну и выдумщик этот Питю!

После завтрака компания отправляется на Розовый холм. У Берты тоже весело проводят время. Вдова дяди Куно во многом похожа на Мали, любит повеселиться, но у Берты в доме ведутся и серьезные разговоры: для этого мужчины удаляются в курительную комнату. Если они долго не приходят, Мали врывается к ним:

— Хватит заниматься политикой! — и включает радио.

Вечером, а чаще всего ночью Малика в сопровождении друзей возвращается на улицу Надор. Когда они поднимаются по лестнице, то будят весь дом, жильцы ворчат, негодуют. Но вот дверь за ними захлопывается, жильцы, облегченно вздохнув, поворачиваются на другой бок. Некоторое время шума не слышно — гуляки резвятся в комнате с окнами на улицу. Однако вскоре начинаются хождения через прихожую на кухню. Раздаются звон посуды, хохот, пение, из открытой двери несутся оглушительные звуки граммофона. Кое-кто выходит подышать свежим воздухом на веранду. Но своего апогея веселье достигает в тот момент, когда распахивается окно у Лацкович:

— Что за свинство! Это возмутительно! Прекратите шум! Я позову полицейского!..

В ответ на пронзительный визг толстой Лацкович раздается сначала сдержанный смех, затем резкий свист, шиканье. В темноте кто-то задает друг другу вопросы: «По-моему, она что-то сказала?» — «А тебе не могло показаться?» — «Да что ты, своими ушами слышал». — «Тебе померещилось…»

Однажды ночью на пороге кухни появилась Луйза, позади нее стоял Ласло Ковач. Дворничиха, словно не замечая гостей, обратилась к Малике:

— И вам не совестно, баронесса? Так дерут глотку только пьяные матросы в корчме.

— В своем доме, в собственной квартире… — промямлила Малика.

— В свободной стране, — ввернул Питю.

— У себя в комнате, баронесса, вы хоть на голове ходите, — сказала Луйза и бросила уничтожающий взгляд на Питю. — Там в случае чего дело полицейского составить акт. Но отсюда немедленно убирайтесь, иначе…

— Что иначе? — вызывающе спросил Питю.

Вмещался Ласло Ковач:

— Иначе получишь хорошую оплеуху, вот что, молодой человек.

Худощавый дворник в очках не представлял угрозы. Питю Матеффи шагнул к нему, но Эжеб удержала его за руку:

— Брось, не станешь же ты драться с ним!

И они ушли из кухни.

Луйза заглянула к Мари.

— А ты тут молчишь и терпишь, выгнала бы их давно!

— Если я слово скажу или выйду, они поднимут меня на смех, — сказала Мари. — И тогда совсем покоя не будет.

Два дня было более или менее тихо, на кухне появлялась только ворчливая и грязная старуха, которая клялась и божилась: мол, «лопни глаза мои, если я видела тот белый фартук, мне чужого не нужно», да забежала на минутку Малика.

— Знаете, что Эгон приехал? — затараторила она. — Устроил мне сцену ревности, и опять как ни в чем не бывало у моих ног. Нет у мужчин никакого самолюбия. Я сказала ему, пожалуйста, можешь жить здесь, но не вздумай требовать, чтобы я так же кисла, как ты. Мы достаточно настрадались во время войны, теперь не грех и повеселиться. Такая чудесная подобралась компания, веселая, да вы и сами небось слышите. Эгон отказывается проходить проверку, не желает получить пост, заниматься общественной деятельностью, я, право, отказываюсь понимать его. Сидишь тут, ждешь их, а оказывается, вот они какие… ну, да вы и сами убедитесь. Я не виновата, что могу любить только человека, который импонирует мне.

О событиях минувшей ночи она даже не упомянула, словно ничего и не было. Как ни в чем не бывало заходила к супругам Ковачам, справлялась у Луйзы, как готовить секейский гуляш, пирожки с мясом. Однажды под вечер она даже оставила ключ от квартиры: «Питю зайдет за ним», причем сказала это таким тоном, словно он был очень близким знакомым Ковачей, этот пошляк Питю Матеффи.