Эдуард Лимонов - Свежеотбывшие на тот свет

– Юрка следит за твоей жизнью, что с тобой происходит, – сообщил неуверенно Толя Герасимов. – И я слежу. Мы тобой восхищаемся.

Мне стало не по себе. Я привык, что меня не выносят.

– Беляк, познакомься (подошёл улыбающийся Беляк) – это саксофонист Толя Герасимов, я в Нью-Йорке сдавал ему свою квартиру.

– О, Толя Герасимов! Я много о вас слышал, мэтр! – Беляк, вероятно, представлял себе, кто такой Толя Герасимов. – Пойдёмте выпьем!

– К сожалению, не пью после операции, – прошептал Герасимов и стал как-то бочком отодвигаться от нас.

– Не знал, что ты знал Герасимова, – отреагировал Беляк.

– А что, он действительно заметный саксофонист?

– Очень неплохого уровня. Был в своё время очень известен, со знаменитыми оркестрами играл. Перенёс недавно инфаркт, видишь, какой ходит, как нокаутированный.

Мы посмотрели вслед Толе, он, ковыляя невпопад, меняя ритм движения, удалялся от нас по асфальту вдоль зелёных московских деревьев.

Фифи счастливо нашлась. Она как зачарованная сидела в магазине и пила чай. Когда-то она продавала в сети диски и кассеты, так что рок-н-ролльное окружение было её стихией. Я нарушил её транс.

Мы сели в машину с охранниками и покатили по летней Москве. Москва хороша, когда ты здесь известный человек. А когда неизвестный, то, я подозреваю, что Москва равнодушна и утомительна. Побывавший в Москве французский писатель, когда-то мой друг Патрик Бессон нашёл, что Москва некрасива, а Мавзолей у нас banlieusard , то есть пригородный, провинциальный.

Я узнал о смерти Толи Герасимова 7 сентября 2017 года на ВДНХ, где встречался с читателями, мне сказали, что он уже несколько лет как умер. Я порыскал по интернету и обнаружил, что он умер 25 апреля 2013 года.

И что я пишу о них, словно я бессмертен?

Никак нет, отбуду и я, наконец. Мы, люди, лишь бледные тени, озаряющие своим свечением толпу человечества.

Когда меня заводили в зал суда и сажали в клетку, освободившись от наручников, я первым делом искал глазами депутата Черепкова.

Обычно он был на месте. Прилетал из Москвы в Саратов, очевидно, его до такой степени интересовала и партия, алтайское (по сути – казахстанское) дело.

От него, очевидно, остались сотни фотографий нас в клетке и многие километры видео. Только где это всё, поди знай. Досталось наследникам? Да были ли наследники у этого бывшего флотского капитана, бывшего мэра Владивостока? Не уверен, что были.

Судили нас в областном суде Саратовской области. В один из заездов в Саратов в 2010-е я там побывал. Стояло лето, время отпусков, здание пустовало, и пахло ничего особенного, как летняя школа. В самый зал заседаний, нас судили в 2002-м и 2003-м, менты меня не пустили, но по коридору, где нас водили на муки, пройти позволили. Можно было добиться и большего от саратовских ментов, но того, кто мог разрешить нам обход по зданию суда, в городе не было, опять же время отпусков, а я приезжал тогда только на несколько дней.

Я бы, конечно, потрогал ту железную клетку руками, где мы сидели, пятеро, а Нина наша сидела рядом с клеткой, поскольку разных полов в одну клетку не полагалось. Потому не потрогал, только постоял у двери зала. Есть фотографии, где нас ведут, согнув в три погибели, в этот зал по коридору.

Виктор Черепков, по-моему, он Иваныч, как я уже сказал, упорно приезжал на наш процесс в Саратове, и спасибо ему за это. Поскольку, я думаю, он осуществлял, не имея на то задания, некий контроль Госдумы за процессом. Ясно, что Черепков был другого поля ягода, чем обычные депутаты Думы, однако всё же он был оттуда. Поэтому под его оком все были подтянуты и никто не самоуправничал. Ни охранявший нас конвой, ни прокуроры Вербин и Бондарь, а уж о судье Матросове, тот бы и без Черепкова не позволил бы себе излишеств. Он человек умный, привет вам, господин судья!

В Черепкове присутствовали известный лоск и аккуратность флотского офицера. Серый простой костюм, чёрное пальто с воротником короткого меха. Небольшого роста, никаких вздутий в области живота, хотя лицо с несколькими резкими морщинами. Если сравнивать с собакой, то не мопс, а такой себе поджарый бультерьер.

Вот я сейчас подумал, может быть, он хотел выпустить книгу фотографий с текстом «Процесс над нацболами: алтайское дело»? Возможно. Но поскольку никакой книги не появилось, то может, не успел или другие дела заслонили.

По сути говоря, наше-то уголовное дело было тогда первое такое: о заговоре с целью отторгнуть от соседнего государства русские территории, ему, очевидно, любопытно было.

Черепков сам сидел? Нет, не сидел. Зато о нём можно смело сказать, что вся жизнь – борьба.

Простой русский мужик, родился в деревне в Рязанской области в 1942-м, в семье, где было девять детей. Вы представляете себе девять детей? Ползающих, сосущих, сморкающихся, пьющих, едящих, воняющих. Пошёл в военный флот, дослужился до каперанга.

Капитан первого ранга Виктор Иванович Черепков отправился в политику где-то в 1993-м. По крайней мере он был избран мэром города Владивостока летом 1993 года. То есть ему был 51 год, поздний политик.

Потом началась его тяжба за Владивосток. Уже в 1994-м ОМОН взял штурмом кабинет мэра. Однако только 28 декабря 1998-го отстранён от должности указом Ельцина.

1999, январь. Он пошёл и избрался в депутаты городской Думы Владивостока, но уже в апреле того же года городской суд Владивостока признал избрание незаконным.

Тогда упрямый каперанг-бультерьер идёт на выборы в Госдуму и становится её депутатом. Это 2000 год.

В 2002–2003 годах он аккуратно прилетает в Саратов и уже сидит в зале, когда нас, обвиняемых по алтайскому делу, вводят в зал и в клетку. Обычно он в сером или синем костюме.

– Здравствуйте, Виктор Иванович! – кричим мы ему, как школьники, из клетки.

Он подходит, аккуратный, пахнущий одеколоном. Строгий, но улыбающийся.

И конвойные с ним, как школьники, здороваются. И судья Матросов, после того как садится.

И даже два прокурора: Вербин и младший Бондарь, которого старший Бондарь, прокурор Саратовской области, если не ошибаюсь, сунул в наш процесс, процесс-то престижный.

То есть Черепкова единодушно признали все. Сторонний наблюдатель вроде, однако он оказался кем-то вроде дирижёра нашего судебного ансамбля.

Он нас всех дисциплинировал. Особенно их дисциплинировал, следователей ФСБ и поддерживающую их прокуратуру, которые к вящей славе своих ведомств пытались нас угробить под корень. Невзирая на то, что мы составили заговор на благо России.

Это странное равнодушие наших органов к сути процесса я отметил. Удивительную сцену я наблюдал, когда старший следователь ФСБ, уже подполковник Шишкин ударил кулаком в спинку впереди стоящего стула, в ярости встал и покинул судебное заседание, когда судья игнорировал показания «свидетеля», завербованного ФСБ в нашей среде.