Юрий Плавский - Мертвые собаки

— Раньше на рынке, хоть и очень дорого, но можно было на курицу напасть! — пожаловалась Татьяна, — А сейчас, как только Горбачев объявил борьбу с нетрудовыми доходами, базар совсем закрыли! Десятка яиц для ребёнка не отыщешь!

На следующий день Камушев позвонил на квартиру председателя горсовета. Составили прогнозы на рыбный клёв в ближайшие выходные и, как будто между прочим, тут он и закинул удочку на счёт семьи Безродного, которая не совсем полная получается.

— Ты что, Саша? — удивился Полищук, — Ты же ставишь меня в положение хуже губернаторского!

— Если тебе работа, какая полегче нужна, — психанул Камушев, — то приходи работать ко мне! На шиномонтаж тебя устрою! Покатаешь целый день грязные автомобильные колёса, вот тогда я послушаю, какую песню ты мне тогда пропоёшь! Сидишь себе в тёплом кабинете и плачешь мне в пиджак, что положения твоё хуже, чем у кого другого!

— Не понял ты меня, Саша! — обиделся Полищук. — Ты хоть знаешь, о каком губернаторе я говорю? Не о том, которого в чёрной «Волге» в сопровождении мордоворотов возят, а о том, который на конном заводе работает!

— Ну?

— На конезаводе держат старого жеребца, — пояснил Полищук, — на предмет осеменения держат! Когда нужно молодую кобылку покрыть, которая под жеребцом ещё не была, вот того старичка и подводят! Кобылка ещё неопытная, может и откусить что–нибудь, с дури, или лягнуть жениха в самое больное место! Племенного жеребца жалко, он больших денег стоит, а старик, что ему? Он вроде как на пенсии содержится, от него только убытки одни! Вот его поначалу к той кобылке и подводят! Он в этом деле опытный и обхаживает её, и уговаривает, а как только та в охоту войдет, и тот на неё запрыгнет, старичка под уздцы, а молодого жеребчика к той кобылке и подпускают! Молодёжь удовольствие получает, а старик в стойле доски, с досады, грызёт! Вот того, старого жеребца, губернатором и кличут! Я твоему Неродному…

— Безродному! — поправил его Камушев.

— Говорил я ему, зачем ты всё это затеял? Хочешь с той бабой жить, ну и живите вы с ней, зачем вам расписываться? Она себе квартиру получит, ты получишь, в одной жить будете, а другую внаём сдавать! Мало ли что, разошлись, у каждого своё жильё будет! А он, твой Безродный, знаешь, что мне ответил? Я строю, говорит, свою семью. И должен, говорит, свою жену и своего сына гарантиями своей порядочности обеспечить! Он что у тебя совсем дурак или под благородного косит?

— Баба, она дана человеку для продолжения его рода! Поэтому и обращаться с ней надо бережно! Это даже мой главмех понимает! А ты, старый бюрократ, — обиделся Камушев, — если и сделаешь когда–либо какой шаг, то обязательно кому–нибудь на его больную мозоль наступишь! А насчёт того, что я буду для тебя червяков копать, — шутишь, братишка, дудки! Ковыряй их для себя сам!

Детишки, считающие, что территория коридора трёхкомнатной квартиры принадлежит только им, щедро осыпаемые шлепками и поцелуями взрослых, устроили в нём свои забавы. Наконец–то избавившись от опёки строгих воспитателей детских садов и учителей младших классов, они извлекли из разных углов свои жестяные танки, производящие грохот почти как настоящие, пластиковые пистолеты и автоматы, стрекочущие оглушительными очередями звуков. Краснозвёздные истребители, ведомые опытными руками юных пилотов, тоже издавали хватающий за душу вой.

Привыкшие ко всяким неожиданностям хозяйки стойко обороняли территорию кухни от нашествия своих воюющих чад. Главы семейств, прибавив громкости телевизорам, чтобы заглушить вопли, доносящиеся из коридора, культурно отдыхали после тяжёлого трудового дня.

— Упрямый он у меня, — жалуется соседке Татьяна, помешивая в кастрюле, — если упрётся лбом в стену, то не отступится, пока в ней брешь не прошибёт! Камушев из–за этого его по командировкам и гоняет, чтобы запчасти пробивать! Другие с пустыми руками возвращаются, а он всегда какие–то железяки привозит!

В голосе её неприкрытая гордость. — А тут как–то трубу с горячей водой в колодце прорвало, кипяток так и свищет! Задвижку там какую–то закрыть надо, а она в том самом колодце и находится! Какой самоубийца туда полезет? А он оделся так, будто на Северный полюс, на зимовку собрался, противогаз на голову натянул да и завинтил ту проклятую задвижку! Я его ругаю, а он мне: — «Не могу, говорит, людей на верную погибель посылать!» Приснится иногда ночью, что нет его рядом, проснусь, обниму его покрепче, а потом долго–долго уснуть не могу!

— Тебе–то чего бояться? Он у тебя не пьёт!

— Главных механиков непьющих не бывает! Выпивает, как и все, в меру служебной необходимости! У нас ведь как? Не будешь вместе со всеми пить, то тебя мигом с работы попросят, потому что ты белой вороной в стае окажешься! А когда все кругом чёрные, то белую до смерти заклюют, чтобы она лучше других не казалась! Так что мой тоже пьёт!

— Если бы все, как твой Володька пили, тогда бы семьи не распадались! Как вон твой Толик с моим раньше пили? Почти каждый день в стельку! Толик ушёл, мой себе новых друзей отыскал, и опять через день домой приносят! Ты уж на своего лишнего не наговаривай! Тебе вон все наши девки завидуют!

— Женька! Ну–ка давай спать укладывайся! Десять часов времени, а они ещё по коридору носятся!

— А где папа? — заканючил малыш, сожалея, что последняя боевая позиция была выбрана им не очень удачно.

— Где? Где? На работе твой папа! Живо в постель! — возмутилась мать, извлекая из–под полы своего длинного халата, хныкающего «защитника родины».

Женька, переступая растоптанными сандалетами, поплёлся к двери. Сначала он хотел погромче зареветь, но, вовремя вспомнив, что плач это совсем непристойное занятие для мужчины, обернулся и твёрдо сказал:

— А я всё равно спать не буду! Лягу и буду ждать папку! Вот!

При этих словах он даже топнул ножкой, правда, не очень сильно, справедливо полагая, что более решительный протест, может привести к нежелательному результату.

— Ах ты горе ты моё луковое, — опять жалуется Татьяна соседке, — в кого это он у меня такой? Родной его отец — тряпка, это он всё своё упрямство уже у папы Володи перенял! Где вот он опять сегодня пропадает?

— Жалуешься ты на своего, жалуешься, а сама с ним как за каменною стенкой! — изложила своё мнение соседка.

Татьяна не возражала, ей явно льстили редкие замечания подруги. Ей не так хотелось похвастаться своим Безродным, как лишний раз убедить себя в правильности сделанного ею выбора. Но если бы ей начали приводить доводы противоположные ожидаемым, то она как кошка вцепилась бы в глотку каждому, кто посмел опрометчиво нарушить только лишь ей принадлежащую территорию.