Иржи Швейда - Авария

— Ну как… — Камил пожал плечами. — Выключим насос и пустим бензин по какой-нибудь запасной ветке, которая будет свободна в апреле…

— Это немного сложнее, но дома всего не предусмотришь. Тебе нужен график поставок, потребности колонн, емкости запасных танков, а главное — ты должен договориться с Рамешем, чтобы он обеспечил тебя рабочей силой. Придется работать непрерывно, лучше всего в субботу и воскресенье, тут тебе могли бы дать распределительный коллектор. Когда разработаешь план, не забудь дать мне копию. Я посмотрю.

Отец снова раскрыл газету. Совещание окончено. Камил свернул схему и, недовольный, вернулся к себе. Распределительный коллектор… Отец говорит о нем так, будто каждый, кто придет на западный участок, должен расшибаться в лепешку из-за этой трубы. Разложив схему на столе, Камил снова углубился в ее изучение. Распределительный коллектор… Их несколько. Несколько волнистых линий, пронизывающих западный склон из конца в конец. Никуда не годная схема. По крайней мере для того, кто не согревал каждый клапан на трубопроводе собственными руками. Тут седые предпенсионеры имели явное преимущество перед Камилом.

Следом за ним в комнату вошла Здена. Держа Дитунку на руках, она села в кресло и углубилась в чтение какого-то детективного романа. Она тоже сегодня не будет ужинать, подумал Камил. Зденочка бастует. Он старался не обращать на нее внимания, решив, что не заговорит с ней, пока она не извинится за вчерашний отказ и за сегодняшнее странное поведение.

— Ты не говорил мне, что у тебя на работе какие-то неприятности…

— Тебя же это не интересует. Ты ведь думаешь, что я хожу на работу, чтобы записывать мастерам восьмерки в контрольные листки.

— Тогда я не понимаю, почему ты сидишь дома. На твоем месте я бы теперь носилась около этого бензопровода, стараясь что-нибудь предпринять…

— У тебя слегка искаженное представление обо всем, но чего можно требовать от женщины?! — Камил махнул рукой.

— Ну да, ты прав, за тебя все обмозгует отец. Ты бы должен отдавать ему хотя бы треть зарплаты.

— Неплохая идея.

Здена встала, опустила Диту в манеж и медленно приблизилась к Камилу.

— А почему бы тебе не сделать все самому? — попыталась она уже по-хорошему убедить его.

— Какого черта ты лезешь не в свое дело? — разозлился он. — Если пришла охота пилить меня, то ты выбрала весьма неподходящий момент!

Здена нахмурилась.

— Как это на тебя похоже! Завидуешь Рихарду: его повысили, а тебя нет! Считаешь, что тебя недооценивают, а сам зовешь на помощь отца, хотя решение таких дел — твои прямые обязанности. А знаешь, на заводе ведь немало инженеров, которые нашли бы выход самостоятельно. И получают они на тысячу меньше, чем ты, потому что у них на заводе нет папы!

Камил выскочил из-за стола, как бумажный чертик из коробочки.

— Ах, да замолчишь ты, или…

— Или что? — с вызовом бросила Здена.

Он повернулся и выбежал в прихожую вне себя от ярости. На Здену — вечно она тычет его носом: «Твой папа». На отца — везде только он. И на себя — зачем женился на этой противной бабе да еще завел ребенка, с которым не смог бы расстаться.

Издеваясь над самим собой и все проклиная, он мигом оделся, не стал вызывать лифта и так, не помня себя, сбежал вниз по лестнице.

Темнело. Мерцали, разгораясь, белые уличные светильники. Человек — это машина, которую приводит в движение солнечная энергия, подумал он, потому что именно так ощущал себя. Темнеющий город казался ему чужим, холодным и печальным. И маленьким. Здесь человеку негде бесцельно бродить и просто так глазеть по сторонам. Не размышляя. Лениво впитывать в себя образы, чтобы потом при случае использовать их в своих воспоминаниях. Город был слишком слаб, чтобы отогнать лавину беспокойных мыслей. Не освещенный солнцем, он выглядел просто несчастным.

Народный дом заполонили югославские монтажники (пять тысяч в месяц, сто пятьдесят крон в день на питание и никаких забот о семье) и польские девушки из национального предприятия «Бенар» (две тысячи в месяц, современное общежитие гостиничного типа и пропасть свободного времени). Камил долго ходил в поисках места. Оно нашлось прямо в середине потока неприятных запахов, которыми тянуло с кухни.

— Чего желаете?

— Кружку пива.

— Одно пиво, — процедил официант и поставил карандашом крестик на белом бланке.

— И кофе.

— А рюмочку ромика?

Камил чуть не взорвался от злости, пусть, мол, при нем не употребляет этих отвратительных теплицких «иков», но все же кивнул головой в знак согласия. Это чучело, собственно говоря, только следует традиции.

— Да, только экстра.

Выпив пиво, опрокинул в себя рюмку рома, не испытывая при этом никакого удовольствия, единственно из чувства противоречия самому себе. Кофе едва попробовал — такую бурду не продают даже на Зимнем стадионе в перерыве между периодами, — расплатился и, разочарованный, вышел из ресторана.

По темной улочке он побрел к городской площади. Наслаждаясь приятным теплым вечером, здесь слонялись юные парочки и целые компании. С разных сторон гремела музыка транзисторных приемников и магнитофонов, слышался девичий смех. Он почувствовал какую-то неясную тоску по любви, по спокойному вечеру в теплом домашнем кругу, по семейному ужину, когда тело и мозг отдыхают, наслаждаясь непритязательным и так трудно достижимым уютом, по вечеру без оскорбительных слов и мучительного напряжения и вынужден был признаться: я страшно одинок…

Да, он был одинок. Во всем городе с тридцатью тысячами жителей не было никого, с кем он мог бы поболтать — так, запросто, о женщинах, автомобилях, наконец, о хоккее. Кроме нескольких солидных мужчин, непременно старше его, ибо только таких с определенным расчетом, скорее, просчетом допустил он в число своих друзей, Камил не мог здесь встретить никого, собственно, тут он был чужим. Размышляя об этом теперь, Камил понял, что это его ощущение, должно быть, на редкость естественно — ведь он девять лет учился в Праге. Тогда он приезжал домой лишь дважды в месяц, на субботу и воскресенье (в последние годы вообще раз в месяц), да на летние каникулы, которые, впрочем, он проводил за бетонными стенами химзавода, потому что однажды (это случилось в июле, когда окончившим девятилетку торжественно вручали паспорта) твердо решил, что станет директором химзавода. Поэтому, пока его приятели загорали и таскались по горам, Камил носился по заводу с большим блокнотом, расспрашивал, наблюдал и записывал, чертил колонны и системы охлаждения, вышагивал многие километры вдоль трубопроводов от распределителя к распределителю, учился сваривать газом и электричеством. Прокручивал насосы и запаивал распределители, а вечером дома все очень старательно переписывал в толстую тетрадь с твердой обложкой. Каждый год по тетради. Накануне вручения диплома у него было девять тетрадей. И ни одного товарища.