Виктор Харченко - На реке черемуховых облаков

— Посмотрим! — сказал Букин.

— Условия пока подходящие, — сказал Гриша. — Тебе практику зачтут в училище… Я тоже устроился неплохо… Спортинструктором числюсь… А получаю как шофер первого класса. Потому что меня ценят… Пусть другие пашут, а я — футболист. Но мне мое отдай…

— Ага! — сказал Букин. — И я тоже футболист! Пусть и мне отдадут!

И Гриша решил, что Букин согласен с ним и с его планом жить легко и играючи.

Светку Букин нашел сразу. Она даже ни с кем не танцевала. Попробовала бы! Стояла в сторонке, смирно дожидаясь Букина. Нижняя губенка у нее оттопырилась, когда она увидела Севу. Он степенно поздоровался с ней, побеседовал и стал танцевать. Букин танцевал с достоинством, сохраняя величие первого футболиста. Светка же танцевала увлеченно. Самозабвенно притопывала белыми туфельками. Щекоча и волнуя, песенка клокотала в ее горле. А Букин, держа партнершу в крепких руках, размышлял, почему ему так приятна ее хрупкость.

— Отчего ты грустный? — спросила она заискивающе. И Букин решил, что проводит ее в общежитие.

А ударник барабанил и барабанил. Бил в литавры. И кларнет тоненько и печально выводил звездную мелодию о нем, Букине. О его любви к заурядной девчонке, которая даже не умеет играть в футбол.

Букин забил свой гол в ворота противника. Он старался теперь не водиться и часто пасовал своим игрокам, чтобы его не могли упрекнуть.

Во втором тайме случилась еще одна голевая ситуация. Букин передал мяч Мише, которому очень хотелось отличиться. Левый крайний остановил мяч и махнул ногой. И тут же по-заячьи вскрикнул — промазал!

Невеста Миши рыдала. Она кричала, что судья судить не умеет, если на поле происходят такие безобразия: игроков ни за что калечат. Миша вывихнул ногу. Его нога вывернулась и лежала на траве, будто чужая… Миша с отупелой ненавистью следил потемневшими от боли глазами за Букиным, как будто Сева был виноват в его несчастиях…

— Расходитесь, граждане, — оттесняли дружинники набежавших болельщиков.

— Имейте совесть, не напирайте.

Однако толпа продолжала напирать, завороженная красным цветом повязок. Невеста осторожно придерживала голову жениха на своих коленях. На ее лице неожиданно проявилась такая скорбная нежность, что Букин даже удивился. Никогда Сева не видел на ее лице такой нежности.

— Тебе не жалко его? — спросила Света. — Давай присядем, поговорим!

Рядом, темнея на белом фоне стены общежития, стояла скамья. Выше над скамьей желтела медаль — табличка с номером дома.

— Нет, — сказал решительно Букин, усаживаясь рядом со Светой. — Мне таких не жалко… Зачем ему играть, если и так ясно, что из него ничего не получится. Чего он может добиться? А потом жалость — не для футболистов. Футбол — игра сильных. Вот мы с Гришей получим первые разряды, сразу перейдем в другую команду. Он мне предлагал… Ему скучно в нашем городе. И я тоже начинаю скучать…

— А как ты себе свою жизнь представляешь? — спросила, вдруг задумавшись, Светка.

— Буду играть! — сказал Букин. — Что же мне карбюраторы чинить?

Издалека доносился мотив джазовой мелодии. Южная ночь была жаркая. У Букина кружилась голова. Ему хотелось взять Светку за руку, но он не решался.

— А я босоножки люблю шить… А скоро научусь и сапоги с молнией! У человека должна быть любимая профессия…

— Моя профессия — футбол! Так и Гриша говорит… — сказал Букин негодующе, потому что так и не посмел взять Светку за руку.

— Ох-хохонюшки, — сказала Светка. — Уж лучше бы ты о Грише мне ничего не говорил. Я-то его раскусила…

— Как раскусила?

— А так, — сказала Светка. — Теперь я знаю, как он с девчонками обращается…

— Как? — пересохшими губами спросил Букин, жалея, что не спросил об этом своего старшего друга.

— Грубиян, а притворяется благородным. Жалости ни к кому нет. Одно слово — футболист. Не сеют вас, не пашут… — сказала Светка.

— Что ты понимаешь в футболе? — вскипел Букин. — Все равно мы с Гришей первые…

— Первачи! — сказала Светка с издевкой. — Но уж лучше бы ты на практику вместе с товарищами ходил. А то развратит тебя Гришка. И пойдете вы по жизни с перекошенными мозгами…

И Светка решительно встала, чтобы уйти.

— Это у кого перекошены? — взвился Букин. — У меня, что ли?

— У тебя! — сказала Светка. — И у Гришки! Больше ко мне не подходи! Я тебе все сказала, головастик! Прощай!

— Чава-какава! — сказал Букин разгневанно и тоскливо посмотрел на медаль-табличку. Но когда Светка хлопнула дверью общежития, Сева сорвался со скамейки и побежал следом. Если бы Светка остановилась и пожелала выслушать, то он в этот момент пообещал бы, что бросит футбол на всю жизнь. Но она ушла. А Букин хотел ее видеть.

— Молодой человек! — сказала басом толстая и мускулистая вахтерша, приподнимаясь навстречу бегущему Севе. — Гостей уже не принимаем! Особенно опосля десяти часов! Завтра приходите с паспортом или удостоверением!

— Какой паспорт? Какое удостоверение? — возмутился Букин. — Меня все знают! Я — Букин! Мне надо!

— Меня тоже все знают. Я — тетя Поля. Могу и в милицию позвонить, раз надо…

— Пусти, тетя Поля, по-хорошему! — сказал Букин, осердясь на вахтершу. — А то хуже будет!

— Ах, так! — тоже не на шутку рассердилась тетя Поля и, ухватив Букина поперек, поволокла к выходу. — Я таких букиных по сто выталкиваю за дежурство… Сказала — нельзя, значит — нельзя девушек беспокоить опосля десяти…

С этими словами она выбросила Севу на крыльцо. Никогда Букина не оскорбляли таким образом.

За окном общежития послышался девичий смех. Южная ночь окружила Букина. Светлячок, как случайная ракета, протек в сыром воздухе. Букин сел на скамью. Скамья была жесткая и неуютная.

На танцплощадке музыка еще не кончилась. Ударник бил оглушительно, будто букинское сердце, пережившее позор и насилие.

Завтра весь город будет знать, что его вышвырнули из девичьего общежития. И зачем он туда рвался? Что хотел сказать?

— A-а, мой крестничек! — завопил над ухом знакомый голос таксиста… — Так вот я тебе в прошлый раз не показал, как надо головой играть… Ты мало головой играешь. Только ногами. А головой можно такие мячи резать…

Таксист подбросил свою шляпу наподобие мяча и нетвердо покачнулся под ней. Шляпа упала на плечо, скатилась на асфальт. Таксист не успел боднуть ее головой, имитируя удар.

— Застрелиться и не встать! — сказал он. — Это я от усталости. Смена трудная была… А раньше получалось. Я тебя научу! Ба-а-а! Что за вид у тебя? Со Светкой поссорился?

Вот такие и разнесут. Все будут знать, что Букина вышибли из общежития и что Светка с ним разговаривать не хочет. Ведь он такая знаменитость… Тоска охватила Букина. И Севе захотелось стать незаметным пэтэушником, который в свободные вечера счастливо гоняет мяч со сверстниками.