Николай Коняев - Марсиане (сборник)

Старуха выбросила серый чек с едва различимыми на нем цифрами и решительно отгородилась счетами от поникшей очереди.

— Спасибо… — через эти счеты сказала Таня и поплелась к прилавку.

Больше всего ей хотелось сейчас, чтобы сосисок не хватило. Вот тогда бы она вернулась к кассе, бросила бы на черное блюдечко этот чек и сказала бы:

— Чего вы пробиваете, раз нету уже у вас ничего! Шли бы домой спать. И магазин бы закрыли свой!

Да–да! Именно так она и сказала бы. Но хотя она и решила сказать так, уже через несколько мгновений начала считать: хватит или не хватит сосисок. Продавщица откидывала к выходу в подсобку пустые пластмассовые ящики. Синяя гора их быстро росла.

Тем не менее сосисок не хватило.

— Я же говорила, касса, сосиски не пробивать! — отчаянно крикнула продавщица и вытащила откуда–то из–под прилавка полупустой ящик.

— Я уже давно ничего не пробиваю! — отвечала из кассы горбоносая старуха.

— Нате! Нате! Забирайте все! — ожесточенно сказала продавщица. — Еще кто с чеками? Все?

— Я! — сказала Таня.

Она и забрала оставшиеся сосиски.

Прижимая к груди тяжелый пакет, вышла на улицу.

Остановилась, оглядываясь по сторонам. Увы…

Отважный защитник не выдержал ее стояния в этой очереди за сосисками. Бежал…

«Значит, не дождался все–таки… — подумала Таня. — Не дождался, голубчик!»

Но хотя правота ее и подтвердилась, странно — она не доставила Тане никакой радости. Как–то совсем не к месту подумала она. что молодой человек был бы сейчас весьма кстати. Помог бы тащить тяжелый пакет с сосисками… Таня вздохнула и медленно побрела назад, к дому.

Она не стала звонить. Прижимая пакет к груди, открыла дверь своим ключом.

Сева сидел в коридорчике и курил. Пепельница, которую он держал в руках, доверху была завалена окурками.

— Ты где была? — гася сигарету, спросил он. Встал.

— За сосисками в очереди стояла! — ответила Таня.

Не сбросив туфель, сразу прошла на кухню. Положила пакет на стол. — Будешь сосиски?

— Буду…

— Тогда воду поставь на огонь! — приказала Таня, распаковывая сосиски.

— Ага… — сказал Сева. — Сейчас…

Пока Таня аккуратно складывала сосиски в холодильник, вода уже закипела. Таня бросила в кипяток пять сосисок. Три для мужа и две для себя. Вытащила из шкафчика тарелки и разложила сосиски. Сева тем временем нарезал хлеб, достал горчицу.

— А я погулять хотела… — сказала Таня, усаживаясь напротив мужа.

— Ну, так и погуляла бы… — ответил Сева, уплетая сосиски.

— С сосисками, что ли, гулять?

— А, ну да… — не поднимая головы от тарелки, кивнул Сева. — Зато вкусные они, Молодец.

— Редко бывают… — вздохнула Таня и откусила кусочек уже почти остывшей сосиски. Почему–то сосиска ей показалась совсем невкусной.

— Сева, ты еще одну съешь?

— А ты что? — удивился тот. — Не будешь?

— Не хочется… — Таня переложила оставшуюся сосиску в тарелку мужа. — Совсем ничего не хочется.

И она вздохнула.

К трактористу Федору Громову приехал из города младший брат Колян, работавший в городе таксистом. Приехал на собственном бежевом «Жигуленке», и долго, хоть Федор и доказывал, что никто не тронет машину, возился, устанавливая противоугонное устройство.

— Ну и чего теперь? — насмешливо спросил Федор, когда вошел Колян в избу с большой, похожей на репродуктор коробкой. — Теперь, значит, с колом сядешь в засаде?

— Тебя бы обокрали, тоже бы сел! — огрызнулся Колян, водружая коробку на комод. — А я наученный уже.

Пять лет уже жил Колян на городских хлебах, и, встретившись, Федор не сразу и узнал его — изменился от городской жизни братан. Хмурым стал, дерганым.

— Ладно… — заминая неловкость, проговорил Федор. — Садись давай, а то выстынет все.

Сидели за столом долго, но и здесь, хотя и выставила жена выпивку, разговор не клеился. Рассказывал Колян скучно, будто отчитывался. Мешал разговору и «сторож». Он уже дважды подавал голос, и дважды срывался Колян из–за стола, но оба раза напрасно. Один раз нарушительницей покоя оказалась соседская свинья, а в другой — «сторож» заревел на дедку Васю — семидесятилетнего, шибко охочего до новостей и дармовой выпивки старика. Сразу идти в избу дед постеснялся, задержался у «Жигуленка», где и засек его Колянов «сторож».

— Зови, раз поймали! — велел Клавдии Федор, а Колян угрюмовато взглянул на бутылку и тяжело вздохнул. Взгляд его Федору не понравился. Похоже, жадноват стал Колян на выпивку..

Дедку Васю не пришлось уговаривать. Не прошло и минуты, как он уже сидел за столом и закусывал, насверливая Коляна своими остренькими, ребячьими глазенками. Но и деду Васе не удалось растормошить его. Оживился Колян только, когда начал рассказывать про городских хапуг, про то, сколько и кому удалось хапнуть.

Глаза Коляна при этом заблестели, голос сделался громче и воодушевленнее.

— В гараже еще что… — говорил он. — А вот на автостанции что делается, а? Жулик на жулике. Или в барах, например. Один бармен знакомый говорил, что без двух сотен он домой не уходит. Вот как умеют люди устраиваться. А вы говорите…

Про хапуг за столом еще ничего не говорили, но упоминание о двухстах рублях сразило всех.

— Это что же, каждый день, да? — хлопнув ресничками, спросил дед Вася.

— Конечно, каждый! — Колян потер от возбуждения руки. — Да разве только бармены воруют? Как же! Все тащат!

— Господи… — перекрестилась Клава. — Да ведь у меня и в месяц столько не всегда выходит, а я на ферме работаю, три раза в день на дойку хожу…

— А на фиг и работать! — снисходительно усмехнулся Колян. — По–честному сейчас и не живет никто.

— Ну а сам–то? — прищурившись, Федор смотрел на брата. — Сам–то сколько имеешь?

— Чего я? — пожал плечами Колян. — Я ж, как вы, полоротый. Ну, полтинник, конечно, выгоняю за день…

— Это сколько же, если на наши деньги перевести? — поинтересовался Федор.

— Пятьдесят…

— Больше, чем пенсия у меня! — восхитился дед Вася.

— Сравнил! — сказал Колян. — Только чего у меня остается от этих денег. В гараже — этому дай, тому сунь. Хапуги один на другом сидят. И все к тебе в карман заглядывают.

— Так у меня тоже от пенсии чистыми меньше остается… — вздохнул дед. — То за свет, то за дрова заплатишь… А сегодня вон еще на Чернобыль рубель пришлось дать. Хорошо, если сорок рублей чистыми выходит…

— Не расстраивайся, дед… — похлопал его по плечу Федор. — У нас с Клавой двадцатку на Чернобыль состригли, и то ничего.

И он, вздохнув, наполнил рюмки.

— А я не дал! — сказал вдруг Колян.

— Чего не дал? — удивился Федор.

— Да у нас тоже на этот Чернобыль собирали. Подъехали ко мне — пиши, говорят, заявление. Дневной заработок в фонд Чернобыля перечислим… А я им кукиш. Вот, говорю, вам, а не заработок. У нас демократия теперь, шиш платить буду.