Михаил Каминский - Переполненная чаша

«А может, она мне противопоказана — власть? — Неверов остановился. — Ну, с небольшим коллективом я справлялся. Но масштабность…» Впереди послышались голоса — мужской и женский, всплески воды. Неужели купаются, удивился Юрий Владимирович. Какая радость купаться в полной темноте? Тут глинистый берег; пока выползешь, снова самое время возвращаться в воду, чтобы смыть грязь. А камни, коряги, водоросли? В штормовую погоду море швыряло на берег и всякую мелкую дрянь — щепу, ветки, и здоровенные бревна из разбитых плотов, и целые деревья.

Неверов направился дальше вдоль берега — на шум. Сначала возник темный силуэт легковой автомашины, рядом с нею двигались две фигуры.

— Ни черта не вижу, — сердито произнес мужской голос. — Может, фонарь принести?

— Ага, фонарь! А прожектор не хочешь? Тебе Землянников так засветит! — Женщина засмеялась. — И Неверов, я видела, тут, на базе.

— Ничего, обойдется. Не поеду же я в грязной машине…

— Что ж это делается! — Быстрым шагом Неверов приблизился к ним. — Додумались машину здесь мыть! А люди купаться будут, да? Дети!.. Иного места не нашли? — От негодования перехватило горло. Какая низость! Какое безразличие к другим, к своим же товарищам!

Мужчина и женщина замолкли, замерли — словно бы затаились.

— Нет уж, вы, пожалуйста, не прячьтесь. Вы уж сумейте ответить за свои поступки, — продолжал кипятиться Неверов. — Стыдно и подло, вот что я вам скажу! И мы это дело обязательно обсудим… Как ваша фамилия, товарищ? — Юрий Владимирович сделал шаг вперед, вглядываясь в лицо мужчины.

— Да я это… — с досадой произнес тот и швырнул куда-то назад, в темноту, тряпку, которую держал в руке. — Я… Прошляков…

— Вы?

Гнев сразу же уступил место растерянности: «Господи, да это тот самый оператор с участка обрабатывающих центров, к которому уплыла моя машина. Это из-за него я лишился одиннадцатой модели…» Лишь на миг вспыхнула мстительная радость: «Ну, голубчик, попался! Уж я с тобой расквитаюсь за все свои хлопоты и унижения. Думаешь, приятно бегать по знакомым с протянутой рукой?..» И Юрий Владимирович сник. Застань он кого угодно за таким предосудительным занятием — мог бы и обязан был действовать решительно и принципиально. Но тут иной случай.

— Вот что я вам скажу, товарищ Прошляков… — начал Юрий Владимирович, еще не зная, что именно он заявит, как выпутается из этой неприятной со всех сторон ситуации.

— Да я понимаю! — перебил его Прошляков. — Все спешка, Юрий Владимирович. Дай, думаю, помою машину. Мне бы завтра еще затемно надо выехать. Договорился с ребятами… Извините, Юрий Владимирович. Жена говорит, переночуем на базе. Переночевали!

Женщина безмолвствовала и только глубоко вздыхала. Сейчас расплачется, подумал Неверов, и ему стало неудобно за такой свой наступательный раж. Что случилось, в конце концов? Подумаешь, преступление! Поднимутся волны — и все смоют. А ты на таком высоком градусе…

— Вы… это… уберите за собой, Прошляков… И тряпку…

— Обязательно! — горячо заверил его оператор. — Никаких следов. Только вы, Юрий Владимирович… пожалуйста… не дадут ведь проходу…

— Спасибо! — крикнула вдогонку женщина.

Через минуту, а то и меньше прошло — он успел лишь обогнуть купальню — Юрий Владимирович услыхал ее приглушенный смех и слова, которые не мог разобрать. Решил: надо мной смеются…

Он проснулся рано. За фанерной перегородкой ходила сестра-хозяйка. Потом послышался скрип стула, металлическое звяканье.

— Вы спите? У меня есть кофе с молоком. — Агния Семеновна подождала немного и опять спросила: — Спите еще, Юрий Владимирович?

Неверов промолчал. Домик для работников базы стоял в низине. За ночь простыни и наволочка отсырели. Он закинул руки за голову, ощутил теплую влажность подушки. Неправильно, что остался здесь. Надо было собраться с силами и вернуться домой. А то жена там в одиночестве скучает. И ему тут было невесело. Долго не мог заснуть, все вспоминал, как вернулся после института на завод, как работал в отделе главного конструктора. Интересная была работа — занимался фальцаппаратами для газетных ротаций. Чего-то, наверное, он стоил, потому что главный конструктор Волковатых хвалил, да вот тогда и пришла беда: умер, не дожив до семи месяцев, Димка. Они с Галей уже начали было тихо радоваться, что вытащили сыночка, одолели иммунные осложнения, но гемолитическая болезнь, оказалось, лишь притаилась перед новым, оглушительным взрывом…

Пока Галя лежала в отделении нервной патологии, он не мог трудиться с полной отдачей и сам попросился на тихое место — в нормировщики. Затем занимался автоматизацией центрального заводского склада мелких деталей и нормалей, успешно справился с этим делом и захотел вернуться в отдел главного конструктора. Но Волковатых уже перешел на преподавательскую работу в политехнический, а новый главный конструктор, Василий Николаевич Захаров, сказал: «Я, понимаешь, собираю с в о ю команду. Тебя я, старик, знаю плохо, тогда как задачи нам предстоят грандиозные». За какие-то полтора года, уже при Землянникове, Захаров из рядовых выскочил в главные конструкторы. Ну, не совсем в главные — пока исполняет обязанности. Но стремительное продвижение, видно, вскружило ему голову, если Васька — извините, Василий Николаевич! — начал изъясняться, как в кинофильме о современной технической и научной интеллигенции.

Пришлось идти на свободную должность в отдел главного технолога. С нее-то Землянников и сдернул его в профсоюзные деятели: «Вам уже за тридцать, Юрий Владимирович. Это, с одной стороны, немного. Но с другой… Охота вам, как смирной шахтерской лошади? Лопушок слева, лопушок справа — и вперед… по скучному кругу. Вы не сердитесь, но с этой низкой орбиты я вас столкну». — «Куда ж, Николай Евгеньевич?» — спросил Неверов. «Я хочу обеспечить вам карьеру. Собираюсь выдвинуть в профсоюзный комитет». Это ничем не грозило — в профкоме почти тридцать человек, дадут и ему какой-нибудь небольшой участок. Неверов улыбнулся: «Такая карьера, Николай Евгеньевич, меня не пугает. Разрешите узнать, за что эта милость?» Землянников подшучивал, вот и он отвечал ему соответственно. «Милость, вы считаете?» — в глазах Землянникова зажглось веселье: темно-коричневые зрачки стали рыжими. — Хорошо, пусть по-вашему… Вы, Неверов, похожи на доброго доктора, отсюда и моя милость, как вы изволили заявить. Достаточно?»

Сейчас Землянников говорит совсем противоположное. Но насторожиться надо было еще тогда: ведь уже знал, как молодой директор круто меняет курс завода и решительно обновляет кадры…

Тихо, стараясь не привлекать внимания Агнии Семеновны, Неверов стал одеваться. Отдернул белую полотняную занавеску. Машина стояла под окном; солнце уже взошло, и от резкого перепада температур — ночной, прохладной, и утренней, сразу же, с восходом, набиравшей стремительные градусы, — на крыше «Жигулей» блестела вода, выпуклое такое озерцо, а «молдинги», наоборот, затуманились. Вот за эти никелированные и хромированные пластинки, служившие якобы красоте машины, они с Галей были еще должны тысячу двести рублей.