Давид Гай - Исчезновение

– Не имею представления.

– Достоевский, Федор Михайлович. Журнал с братом издавал “Время”, фраза оттуда. Мы же не хотим быть убитыми осколками взорвавшегося котла, верно? Потому и нужно периодически пар стравливать, сейчас как раз такой момент… Яков Петрович, поймите, мы не боимся бедствующего народа, что на площади выхлестнет, никуда он не выхлестнет, народ наш вполне управляемый, голову ему задурить ничего не стоит, ему и дурили благодаря телевидению. Ящик – чудовищная, разрушительная сила, пострашнее атомной бомбы, я бы на месте ЦРУ изучал наш опыт досконально, мы здесь впереди планеты всей. Если бы у Геббельса был ящик, с немцами справиться было бы куда труднее. А народ наш замечательный, другого такого не найти, кто сказал, не помню: русские сгнили, не успев дозреть. Гадкая фразочка, но точная, поди поспорь.., и вообще, мы народ не слаборазвитый, мы народ, неправильно развитый. Контролировать его необходимо, направлять, путь указывать, чтобы не заблудился. Русский человек ведь как ребенок, без присмотра оставлять нельзя – непременно набедокурит, нашкодит.

Яков Петрович ушам не верил – никогда куратор не говорил с ним с такой обескураживающей откровенностью; за подобные высказывания в кутузку запросто можно загреметь.., чистая русофобия. Хотя что ж такого вредного и опасного прозвучало: дочь Альбина на пару с хирургом куда жестче изъясняются; генералу, видно, дозволено, да и не с чужим говорит.

Вячеслав Сергеевич продолжал, шумно прихлебывая чай:

– Мы перессорились со всем миром, в самоизоляции, а это, по сути, капитуляция, добровольно в угол себя загнали, нами на Западе детей пугают, а ведь нам все равно жить вместе; у американцев поговорка есть: можно развестись с мужем, с женой, но нельзя развестить с соседом. Понимаете, какая петрушка…

И резким движением сбросив с плеч простыню, как боксер освобождается от халата перед началом поединка:

– ВВ не просто так пропал, растворился во времени и пространстве, его исчезновение – шанс повернуть движение страны в правильном направлении, раньше надо было, но решимости не хватало, страх обуял. Мы берем всю ответственность на себя, так как являемся истинными патриотами; патриотизм – не в ненависти ко всем соседям, ближним и дальним, а в любви к родине, желании вылечить ее, занедужившую – извините, что говорю банальными клише, но по-другому не могу выразить мысль.

– А кто это – мы? – выдавил из себя Яков Петрович. – Неужто человек, на которого ставка делается, преемник то есть, неужто он либеральные ценности исповедует, намерен круто ход жизни поменять, реформы всякие проводить и прочее? Кто он, спаситель? Так просто сменить власть и посадить на трон либерала… Не получится, попытка с негодными средствами, народ, о котором вы только что говорили нелицеприятно, не захочет, не позволит.

– Не позволит? – с ехидцей произнес генерал. – Может, еще и не проголосует?.. Народ никто спрашивать не будет, однако и либералов никто во власть возводить не собирается – надо безумцем быть, чтобы на такое решиться. Пьеса по ходу действия меняется, смена декораций, часть актеров покидает сцену, на смену новые приходят, из резерва, который никогда не скудел – не зря ведущих программ на ящике находим других, крышка котла слегка приподнимется, а потом, уверяю, опять опустится, а править по-прежнему будем мы – органы, только уже другие люди, понимающие, что страна пошла вразнос, призванные спасти ее ради собственного блага, ну и, конечно, народа, хотя не уверен, что ему это нужно; не ВВ поставил народ раком, а народ жаждал иметь такого правителя, он и появился… Однако при нем все медным тазом накрывается, вот мы и выруливаем на другую колею, тоже ухабистую, но надежду дающую на спасение…

– Так кто же спаситель, преемник? – упрямо гнул свое Яков Петрович.

Куратор помедлил с ответом, отвел взгляд, словно не к нему обращен вопрос, достал из баночки чайной ложкой клюквенное варенье, положил в рот, посмаковал, прежде чем проглотить.

– Вам имя его знакомо, возможно, встречались, не из ФСБ, не чекист, что важно для реноме, но с нами давно связан, финансист, крепкий менеджер, жил и работал некоторое время за границей, вполне вменяемый, управляемый, без мания величия, пока, во всяком случае. Большего сказать не могу – дождитесь начала декабря. Уясните самое важное: власть по-прежнему у нас, ни с кем делиться ею не собираемся.

12

Жизнь Якова Петровича в оставшиеся до выборов месяцы вряд ли можно было назвать благополучной: к неопределенности в ближайшей перспективе его положения примешивалось гнетущее одиночество. Впервые, может быть, за период службы он по-настоящему тосковал по семье, с которой виделся гораздо реже, нежели раньше. Куратор, чувствуя его состояние, попытался полечить традиционным способом… – нет, не водкой, подопечный генерала был не по этой части, но вот по другой… – генералу, безусловно, доложили о былом увлечении Двойника – Настене, и он принял меры. В одно из кратких посещений Валдайской Резиденции Якову Петровичу неожиданно представили симпатичную девицу, начальник личной охраны сказал, что подарок генерала, так и сказал – подарок; девица оказалась веселой, разбитной, степень развязности не превышала нормы, была она невысокой, ядреной, в теле, но без лишних килограммов, в общем, то, что надо, однако настроения развлекаться не было, кое-как, без удовольствия, провел с девицей час, и снова охватила тоска, горше и сильнее прежней.

Перед женой он не испытывал угрызений совести – спали они в последнее время крайне редко, да и времени на интим отпускалось Двойнику весьма скупо, Кира Васильевна вполне обходилась без этого, во всяком случае, они не обсуждали щекотливую тему и не стремились изменить ситуацию; женившись без любви, а просто по необходимости, Яков Петрович и в жене не замечал особого желания обладать любимым человеком – даже в самом начале их отношений жена не проявляла активности, достаточно холодно выполняла супружеские обязанности и не более. Тем не менее, отношения между ними всегда были ровные и спокойные, взаимно уважительные, ну а любовь… живет же подавляющее число супружеских пар без этого чувства, ища утехи на стороне… Кира Васильевна была заботливая мать и замечательная хозяйка, касаемо же темперамента, страсти…, ну, не обладала, что ж поделать…, или он не сумел разжечь костер.

Он хотел видеть семью, особенно дочь, и напрямую заявил об этом Вячеславу Сергеевичу, тот не возражал; в голове Якова Петровича родилась идея пригласить домочадцев, включая Альбининого дружка, в Ново-Огарево, повозить по необъятной территории на джипе с номером 007, показать красоту, великолепие, роскошь.., поразмыслил и сам отверг – как, интересно, объяснит им, что все здесь теперь принадлежит ему, включая здание для официальных встреч, рабочий кабинет, спальню, тренажерный зал, бассейн, гостевой дом с кинозалом, теплицы, птичник, конюшню, часовню… А куда настоящий Хозяин подевался, что с ним, почему Двойник всем распоряжается как своей собственностью? – поди ответь, нет внятного ответа.