Мария Дуэньяс - Нити судьбы

Он схватил меня за запястье.

— Не уходи, Сира, не сердись на меня.

Я резко вырвала руку. Не взглянув на него и даже не попрощавшись, я повернулась и, стараясь держаться с достоинством, направилась к выходу. Только тогда я заметила, что вода из опрокинутого стакана хлюпает в моей левой туфле.

Рамиро не стал меня догонять: наверное, почувствовал, что это бесполезно. Он даже не поднялся с места, но, когда я уходила, мне в спину полетела его последняя стрела.

— Приходи ко мне, когда захочешь. Ты знаешь, где меня найти.

Сделав вид, будто не слышу, я торопливо прошла мимо шумных студентов и вскоре растворилась среди прохожих на спасительной многолюдной улице.

Восемь дней подряд я ложилась спать с надеждой, что все пройдет и будет как прежде, и каждое утро просыпалась с единственной мыслью: Рамиро Аррибас. Воспоминание о нем преследовало меня весь день, и я ни на секунду не могла избавиться от него: что бы я ни делала — стелила постель или утиралась носовым платком, чистила апельсин или спускалась по лестнице, — перед глазами стоял его образ.

Игнасио и мама в это время с воодушевлением обсуждали свадебные планы, но я уже не разделяла их энтузиазм. Меня ничто не радовало, не вызывало ни малейшего интереса. «Все это нервы», — думали они. Я же тем временем изо всех сил старалась забыть Рамиро — забыть, как его пальцы касались моих губ, а рука скользила по бедру, не вспоминать его голос, его прикосновения и те последние слова, долетевшие до моих ушей, когда я бросилась прочь из кафе, считая, будто мой уход поставит точку в этой истории. «Приходи ко мне, когда захочешь. Приходи, Сира».

Я отчаянно боролась с соблазном. Боролась, но проиграла. Я ничего не сумела с этим поделать: доводы разума не могли противостоять необузданной страсти, которую этот мужчина зажег в моем сердце. Я упорно пыталась выбраться из водоворота этого чувства, но все было тщетно. Ничто уже не могло меня удержать: ни жених и предстоящая менее чем через месяц свадьба, ни мать, положившая всю жизнь, чтобы вырастить дочь достойной и честной девушкой. Меня не остановило даже то обстоятельство, что я практически ничего не знала о человеке, которого полюбила, и понятия не имела, какая судьба ждала меня рядом с ним.

Через девять дней после первого визита в магазин «Испано-Оливетти» я снова туда пришла. Как и в прошлые два раза, меня вновь поприветствовал звон колокольчика у двери. Однако в магазине не было ни толстого продавца, ни работника склада, ни покупателей. Только Рамиро Аррибас.

Я направилась к нему, стараясь, чтобы мой шаг был твердым. Я приготовила для него слова, но они не понадобились. Рамиро не дал мне ничего сказать. Как только я приблизилась, он притянул меня к себе и, обхватив ладонью затылок, запечатлел на губах такой сильный, страстный и долгий поцелуй, что мое тело перестало мне подчиняться, превращаясь в нечто мягкое и вязкое, словно патока.

Рамиро Аррибасу исполнилось тридцать четыре года, он был опытен и так владел искусством обольщения, что перед ним не устояла бы даже бетонная стена. Сначала родилось притяжение, за ним — сомнения и тоска. И наконец, нахлынула страсть и разверзлась бездна. Без него мне нечем было дышать, а рядом с ним я не шла, а словно летела, едва чувствуя под ногами землю. Если бы реки вышли из берегов и от городов не осталось и камня на камне, если бы весь мир вдруг перевернулся и кругом воцарился хаос, меня по-прежнему волновало бы только одно — чтобы Рамиро был рядом.

Тем временем Игнасио и мать заподозрили, что со мной творится что-то неладное — нечто такое, чего нельзя объяснить простым волнением, связанным с надвигающимся замужеством. Однако они не могли проникнуть в тайну моего странного поведения — постоянного молчания, внезапных исчезновений из дома и нервного смеха, вырывавшегося иногда из груди. Я вела двойную жизнь всего несколько дней, но этого оказалось достаточно, чтобы чаша весов, неуклонно склонявшаяся в пользу Рамиро, окончательно перевесила. Не прошло и недели, как я поняла, что выход только один — порвать с прежней жизнью и броситься навстречу неизвестности. Настало время раз и навсегда покончить с прошлым и начать все с чистого листа.

Игнасио пришел к нам домой вечером.

— Жди меня на площади, — шепнула я ему, приоткрыв дверь всего на несколько сантиметров.

Маме я все рассказала еще за обедом, и Игнасио тоже не могла больше оставлять в неведении. Накрасив губы, я спустилась к нему через пять минут, держа в одной руке новую сумку, а в другой — пишущую машинку «Леттера-35». Он ждал меня на нашем обычном месте — холодной каменной скамейке, где мы провели столько часов, планируя совместное будущее, которому не суждено было осуществиться.

— У тебя появился другой? — спросил Игнасио, когда я села рядом с ним на скамейку. Он не смотрел на меня, его взгляд был устремлен в землю, где он сосредоточенно перемешивал пыль носком ботинка.

Я молча кивнула. Это был безмолвный, но красноречивый ответ. Игнасио спросил, кто он. Я сказала. Все вокруг нас оставалось таким же, как прежде: крики детей, лай собак, звонки велосипедов; колокола церкви Сан-Андрес, как всегда, призывали на вечернюю мессу, колеса повозок грохотали по брусчатке, и мулы уныло плелись, уставшие от дневной работы. Игнасио некоторое время сидел молча. Почувствовав, должно быть, мою решимость и уверенность, он постарался скрыть охватившие его чувства. Не стал устраивать сцен и не потребовал объяснений. Я не услышала от него ни слова упрека, и он не просил меня передумать. Всего одна фраза была произнесена им на прощание — медленно, словно по каплям выдавленная из самого сердца:

— Он никогда не будет любить тебя так, как я.

Потом Игнасио поднялся, взял машинку и пошел прочь. Я смотрела ему вслед, на его спину, удалявшуюся под тусклым светом фонарей, и мне казалось, что он с трудом удерживается, чтобы не разбить злополучный аппарат о мостовую.

Я провожала его взглядом, пока он не скрылся из виду, пока его фигура не растаяла в ранней темноте осеннего вечера. Наверное, мне следовало всплакнуть по поводу нашего расставания — такого быстрого и печального; я должна была испытать чувство вины за то, что так безжалостно разрушила наши радужные планы о совместной жизни. Однако ничего подобного со мной не произошло. Я не пролила ни слезинки и ни в чем себя не упрекнула. Едва Игнасио исчез из поля зрения, я поднялась со скамейки, чтобы тоже уйти в темноту. Я навсегда покинула родной квартал и его обитателей, свой маленький мир. Я оставила позади прошлое и устремилась навстречу новой необыкновенной жизни, неясно рисовавшейся в воображении и сулившей неземное блаженство в объятиях Рамиро.