Доминик Татарка - Республика попов

Женщина разминулась с ними, бросив на Томаша многозначительный взгляд — по крайней мере так ему показалось. Она произвела на него впечатление.

— Ну? — искушал Лашут, следивший за всеми движениями Томашева лица.

— Согласен, — уже более оживленно ответил Томаш. — Если хочешь… Пусть будет хоть что-нибудь.

— Что именно, Томаш?

— Развлечение. Сам знаешь, мужчины и женщины одну и ту же кость обсасывают. От этого между ними возникают столкновения, проблемы, чувства. Хоть время убивают, — брюзгливо закончил Томаш.

— И ты сразу подумал о развлечениях, о том, чтоб рассеяться с этой женщиной? — с негодованием спросил Лашут.

— А ты о чем подумал? Сам ведь и предложил.

— Я просто хотел познакомиться, разглядеть, какое у нее лицо, губы… Что-то не нравится мне ее нос, — возразил Лашут.

— Ну вот опять! Дался тебе этот нос! Оставь ты его в покое. Что это я хотел тебе сказать…

— Слушай, Томаш, скажи ты мне еще, пожалуйста… Вот стал бы ты развлекаться с этой женщиной… Тебе ничего бы в глаза не бросилось?.. Ну, да ладно. Скажи лучше, отчего тебе хочется с ней развлекаться?

— Не знаю. Надо подумать.

— Пожалуйста, подумай! Ради меня.

— Неохота, — отмахнулся Менкина.

Он понятия не имел, почему так упорно просит его Лашут заинтересоваться женщиной, которую он видит впервые. Все-таки он немного подумал, вызывая в памяти образ встреченной женщины. Почему, в самом деле? И выпалил:

— Потому что у нее нет будущего.

Лашут остолбенел. Случайное слово ударило прямо в сердце. Едва выговорил:

— Почему… нет будущего?

— Потому, что она еврейка.

— А у еврейки что же — нет будущего?

— Так же, как у меня или у тебя. Я заметил: каждый, кто симпатичен мне или тебе, каждый, кто нам близок, живет как рыба на суше. И ты это сам знаешь. Эта красивая женщина сгрызет самое себя, изгложет изнутри, душу свою убьет и останется от нее одна оболочка, пустой сосуд, гроб повапленный — одним словом, человек без будущего. Мыльный пузырь, как я или ты.

Порадовать хотели друг друга, но только окончательно добили. Пошли обратно. Перед домом, где жил Менкина, подали руки, и тогда подошла к ним та самая женщина. Насмешливо оглядела их. Лашут и Менкина опешили. Видимо, сам Лашут не рассчитывал, что она заговорит с ними. Менкина смотрел на нее с нескрываемым удовольствием. У женщины было красивое, веснушками обрызганное лицо — смуглое яичко, буйные медные волосы кольцами падали ей на плечи, и в глазах искрились огневые искорки.

— Ну как, потолковали? — проговорила она, посмеиваясь над их мрачной задумчивостью.

— Потолковали, — трагическим тоном ответил Лашут. — Ты женщина без будущего, вот что я сейчас узнал.

— А ты предатель! — рассердился на него Томаш. Только сейчас он сообразил, в какую ловушку попался.

У Франё Лашута золотая голова. Он умел выдумать прекрасные истории, большое счастье для Эдит, для себя, умел сочинить и такую нехорошую ловушку для друга. Перед Менкиной Эдит предстала нарядной, готовой в путь к гавани супружеского счастья.

В то утро Франё зашел к Солани. Надо бы ему проститься с несчастными родителями, но он этого не сделал. Жарко поцеловал руку Эдит, задумался о чем-то очень сосредоточенно, кивая головой собственным мыслям. И вдруг попросил ее, так мило попросил, что никто не отказал бы, не то что Эдит, которая теперь глубоко восхищается своим Франё за его гениальную мысль:

— Эдит, давай прогуляемся по городу…

Ходит по городу красивая, нарядная пара; Лашут молчит, только очень внимательно следит за каждым встречным прохожим. Встречались им и гардисты в мундирах. И — ничего. Не так уж много мужчин обращало взоры на Эдит. Да и по тем, кто смотрел на нее или оглядывался ей вслед, никак не мог Франё понять, что привлекло их внимание — фигура, платье, лицо или злополучный нос. Он вырвал этот нос у Эдит из мыслей, но из своих не мог вырвать никакими средствами. Выразительный нос Эдит, красивый, милый, по-прежнему не давал покоя, отравлял кровь и все его счастье. Невероятный выдумщик, Лашут так и не узнал, — даже по выражению тысячи лиц случайных встречных, так и не догадался, что они думают о носе Эдит, а тем более не мог он составить себе представления, помешает ли эта хорошенькая деталь на ее лице их общему счастью.

И тогда Франё выдумал еще одну хитрость! Томаш Менкина, человек прогрессивный, не обремененный комплексами, вот кто скажет! И чтоб сказал он чистую правду, Лашут так подстроил, чтоб Менкина принял Эдит за постороннюю женщину.

— Все над моим горбатым носом размышляете? — спросила Эдит. — Не трудитесь! Можно его обточить, чтоб прямой стал.

Лашут не мог ее понять; тогда она жестко, злобно бросила:

— Для этого достаточно сделать пластическую операцию. — Она приблизила свое лицо к Менкине, спросила, чтоб помучить Лашута: — Вам-то мой нос нравится, правда? Сейчас пойду к знакомому хирургу, сделаю операцию! — пригрозила она.

Так много они друг друга мучили, что теперь не могли расстаться. Ушли за город, бросились там в траву, молчали, обессиленные. Хватит, хватит, о носе больше и не заикнемся, заклинали один другого. И много времени прошло, пока цветы терновника, обвившего чей-то забор, навели их на другие мысли.

«Ставка фюрера сообщает… Ставка фюрера сообщает… Ставка фюрера сообщает…» Истошный крик бьет по ушам, по нервам, по душе трижды в день — утром, когда пробуждаешься от сна, днем, когда кончаешь работу, вечером, когда отдыхаешь.

События так и валят, каждый день газеты чернью режут глаз: На подступах к Парижу! Тень поражения над Парижем! Париж уже виден! Германские войска заняли Сен-Кантен, сто километров отделяет их от Парижа! Последняя жертва Англии — Франция! Территории Эйпен и Мальмеди снова воссоединились с Германской империей; в Лондоне опасаются вторжения; прибрежные графства будут эвакуированы; англичане бомбят монастыри! Глубоко в сердце Франции! Телефонная связь прервана. Германия не собирается присоединять Эльзас-Лотарингию… Украдены детские коляски. Торжественное празднование Дня тела господня… Ректор университета проходит по Братиславе с крестным ходом… Ожесточенные бои под Булонь-сюр-Мер! На подступах к Кале… Наш век — век синтетических материалов! Тень революции над Францией!.. Газета «Стокгольмс тиднинген» сообщает из Парижа, что там вчера приговорены к смертной казни одиннадцать коммунистов, обвиненных в измене родине.

«В чем правда? — писала „Словацкая правда“. — Правда в том, что редко где еврейский вопрос был разрешен столь радикально. Евреи уволены с государственной службы. Мы не знаем компромисса в решении еврейского вопроса! Врачи лишены разрешения практиковать… Венгерский посланник И. Сабо де Сентмиклош, испанский посланник дон Карлос Аркос-и-Куадре граф де Байлен, итальянский посланник Кидо Ронкалли ди Монторио приняли благословение в Шаштине…»