Доминик Татарка - Республика попов

— Ваш билетик, — потребовал контролер у выхода.

Впрочем, он бы, пожалуй, и пропустил безбилетника, да дорогу Томашу преградил носильщик, протягивая ему квитанцию из камеры хранения; сзади носильщика виднелись еще двое — весьма неприятные парни.

— Ваш билетик, — повторил контролер.

Менкина сделал вид, что шарит по карманам, а сам чертыхался в душе, зачем ехал зайцем. В эту неловкую, тягостную минуту ему вздумалось оглянуться. Экспресс уже тронулся. В последний момент с площадки спрыгнули несколько железнодорожников. А в следующий миг Лычко вскочил на ступеньку проходящего вагона, Менкина как раз увидел, как он уцепился за поручни. Густые волосы, пальто развевались по ветру. Менкина проводил его красивой мыслью: Лети, брат, лети, как ветер! Удивительно, как удалось ему ускользнуть? И вообще, что произошло? Он не совсем понял поведение Лычко. Видимо, тот полагал, что полиция следит не за ним, а за чемоданами. Странно, но похоже на то. Так можно было заключить по поведению Лычко. А когда носильщик подскочил, чтобы отнести багаж в камеру хранения, Лычко сделал знак: мол, брось чемоданы, уходи. Иначе ведь он и сам мог подозвать носильщика. Значит, Менкина был нужен ему, чтоб утвердиться в своей догадке. И ему, Томашу, следовало бы сразу метнуться куда-нибудь за вагоны. Может, тогда удалось бы уйти. А теперь — поздно. Дьявольски неприятный, хорошо откормленный парень сторожит каждое его движение, даже напомнил:

— Билет ваш спрашивают!

Из-за угла выглянула Дарина. Глаза их встретились. А Менкина понял уже, что дело плохо. Он быстро двинулся к ней, но те двое, будто только того и ждали, сейчас же схватили его с двух сторон. Большие, видно, специалисты были — у Менкины хрустнуло в локтях, он даже не закончил свой первый широкий шаг к Дарине. И так незаметно, смирно пошел он между двух парней, что, пожалуй, и Дарина ничего не заподозрила, хотя нетерпеливо ждала его за углом. Он не был в этом уверен, но не хотел привлекать к себе ее внимания, чтоб и ее не впутать в неприятное дело.

Его привели в помещение вокзальной охраны.

— Паспорт, — приказал хорошо откормленный парень.

Он тщательно рассматривал паспорт, то и дело сверяя фотографию с оригиналом.

— Откуда едете? — начал он допрос.

— Из Жилины, — неохотно ответил Менкина.

— Из Жилины? — удивился тот. — Ну, скоро вы? Предъявите ваш билет.

— Отведите меня к начальнику вокзала. Я уплачу за проезд.

У него вывернули карманы, просмотрели каждый клочок бумаги, найденный в них. — Куда едете?

— Как куда? Сюда, во Врутки.

— Вам известно, что из Вруток можно уехать в Мартин, в Быстрицу, в Липтов и куда угодно вообще. И даже можно сразу уехать назад, откуда приехали. Так вы приехали во Врутки?

— Во Врутки, я уже сказал.

— А можно ли узнать — зачем?

— Просто так. На экскурсию. Точнее говоря — на прогулку.

Менкине самому показалось неправдоподобным то, что он сказал. Железнодорожный служащий принес из камеры хранения два чемодана. Томаш опешил — значит, все это как-то связано с чемоданами.

— Словом, будете нам сказки рассказывать! Из Жилины, видите ли, поехал просто так, прогуляться, и захватил два тяжелых чемодана! Думайте лучше, что говорите.

— Хотел бы я знать, по какому праву меня допрашивают! — как гражданин, запротестовал Менкина.

— Ах, вот что вам хочется узнать, любезный! — насмехался откормленный парень.

Железнодорожник взвалил чемоданы на стол. Томаш сразу узнал один из них — по наклейке «Отель Эспланад». Он не спускал глаз с чемоданов, в то время как агент, то есть откормленный парень, в свою очередь подстерегал каждое движение на его лице. Замки чемодана с наклейкой «Отель Эспланад» щелкнули разом, крышка подскочила на шарнирах.

— Ваш чемодан?

— Нет.

Томаш устремил глаза в угол, под потолок. Сзади засмеялись. Железнодорожник вышел, закрыв за собой дверь. А перед Томашем все стояли глаза Лычко над краем газеты, из-за которой показалось его лицо. Вляпался я в историю. Неужели иначе никак нельзя было?

— Да, я поднес чемоданы. Но они не мои…

— Чьи же, скажите?

— Со мной в купе ехал один человек, по виду охотник из Швейцарии… — скромно начал Томаш.

Бешеный хохот. Откормленный агент, не раздумывая, выбросил из чемодана на стол четыре свертка — будто четыре раскаленных болванки, обжигающих руки.

— А ну разом, быстро: кому должны были передать? Первый, второй, третий, четвертый сверток. Кому? Нам нужны имена, не больше.

Агент, не отводя глаз от Менкины, ощупал аккуратно запакованные свертки; медленно развернул один из них, вытащил из-под обертки бумажный лист. Он производил все эти действия как бы между прочим, так как отлично знал, что именно было в свертках, и даже не ожидал сразу услышать правду.

— Я уже говорил вам, пан инспектор, со мной ехал какой-то швейцарский охотник, — излагал Менкина неправдоподобное; он и знал, что рассказывает неправдоподобное, сказку, что ни одному его слову не верят, и все же продолжал говорить. — У этого охотника, как я уже сказал, был на куртке швейцарский значок. Мы разговорились. Я ехал только до Вруток, а у него было много багажа, понимаете, как бывает у таких путешественников… И в суматохе, когда мы выходили из поезда, он попросил меня поднести чемоданы…

Он обстоятельно рассказывал о невозможном и неправдоподобном.

— Я вас слушаю, пан Менкина, говорите, говорите, видите, я терпелив с вами, только не забудьте в конце концов сообщить, кому вы должны были передать чемоданчики, — вставил агент.

Он прикидывался, будто сочувствует Томашу, конечно, как сочувствуют пленнику, которого крепко держат в руках.

Менкина продолжал свой рассказ, но уже напрягая все силы. Он яростно старался сообразить, что, собственно, случилось. Кого они ловили? — беспрестанно спрашивал он себя. — Чемоданы или человека? Если судить по вопросам, заданным ему вначале, то за кого они его принимают: за Лычко или просто за человека, который должен был передать чемоданы? Лычко смеется одними глазами, ускользает… Ему приготовили западню. А он, как дикий зверь, учуял западню. За Лычко охотятся. Лычко, как загнанный зверь, ускользает, пускается на хитрости. Томаш мысленно повторил все, что говорил ему Лычко, но вряд ли он все понял. Лычко сказал, например, что Томаш хочет ускользнуть через дыру в голове… И вот, по-дружески, человечно, сам толкнул его в западню. Бросил в холодную воду: плыви! Лычко ускользает, ускользнул… Красный экспресс весь — движение. Томаш закрыл глаза, и в голове его тотчас все пришло в движение: Лычко ускользнул. Им не поймать его. Нельзя. Нельзя, чтоб поймали. У Лычко чутье, как у дикого зверя, он вывернется. А я не назову его имени, не предам, — решил Томаш. Он испытывал жалость к себе за то, что был слеп, вовремя не сообразил. Ему бы задать стрекача… Так мне и надо.